В Астане прошёл очередной саммит глав государств ЕАЭС. О специфике встречи, планах и трудностях евразийской интеграции RuBaltic.Ru рассказал Владимир ЛЕПЕХИН, директор Института ЕврАзЭС:
– Владимир Анатольевич, на Ваш взгляд, какие наиболее актуальные вопросы рассматриваются на заседании Высшего Евразийского экономического совета?
– В развитии Евразийского экономического союза есть определённый план. Но по независящим от ЕАЭС причинам этот план в настоящее время не реализуется. Имеются в виду перспективные проекты стратегического развития. Предполагалось, что 2015 год станет годом единого энергетического пространства и так далее. Поэтому первоочередная задача сегодня, в текущей геополитической ситуации в мире, – пересмотреть план экономической интеграции и скорректировать его с учётом форс-мажорных обстоятельств. Соответственно, наметить, каким образом совместными усилиями стран – членов ЕАЭС решить проблемы, которые возникают и в экономическом партнёрстве между странами Союза, и внутри каждой из стран. Мы знаем, что непростая ситуация сейчас в Казахстане, Беларуси и России. И касается она и Армении, и Киргизии. Не выдерживается график запуска больших проектов, обещанных Киргизии.
Всё это требует обсуждения на уровне Высшего экономического совета. Пока ЕАЭС по-прежнему переживает болезни роста.
– Президент РФ Владимир Путин заявил, что к 2019 году появится общий рынок электроэнергии, к 2025 году – единый рынок углеводородов. По словам президента, это обеспечит существенный прирост ВВП стран-участников. Насколько данные планы реалистичные и значимые?
– Не нужно понимать так буквально. Как я отмечал, речь о формировании единого энергетического рынка шла применительно к 2015 году. То есть один из элементов единого энергетического пространства должен был заработать год назад. В 2017 году к «Экспо» в Казахстане, посвящённой альтернативным источникам энергетики, в целом должен быть сформирован энергетический рынок. То, что сейчас говорится про 2019 год, – это фактически другая дата, связанная с тем, что экономики стран – членов ЕАЭС переживают непростую ситуацию. Просто вносится корректировка в план больших совместных проектов общих пространств – энергетического, транспортного и так далее. А 2025 год – далёкая перспектива, о которой в принципе сейчас говорить бессмысленно. Другое дело, что руководители государств должны, конечно, обозначать приоритеты и стратегические даты и мыслить долгосрочно.
– В Астане лидеры государств ЕАЭС подтвердили планы по созданию единого рынка нефти и нефтепродуктов, концепция которого была утверждена ранее в Ереване. В то же время совсем недавно стало известно, что Беларусь и Россия снова не смогли договориться о цене на газ. Способен ли в будущем единый рынок энергоносителей способствовать разрешению подобных споров между странами – участниками ЕАЭС?
– В принципе, говорить о формировании углеводородных рынков сегодня по большому счёту бессмысленно. Стремиться к этому нужно, но ведь пока содержания особого нет. Как вы верно отметили, возникают проблемы частного характера между государствами. Если понимать под формированием единого рынка углеводородов такие вопросы, как урегулирование взаимоотношений России и Беларуси по цене на газ, тогда, может быть, общий рынок поможет.
В текущем году надо сосредоточить внимание на серьёзных вопросах, которые способствуют появлению напряжённости между странами-участниками. Это касается поставок газа и его цены, структуры экспорта и импорта и всего того, что надо отслеживать в условиях снижения товарооборота внутри ЕАЭС.
Программа импортозамещения, объявленная в России, фактически должна стать ключевой для стран – членов ЕАЭС, которые оказались в похожей ситуации.
Поэтому надо анализировать положение дел предметно, внимательно смотреть, какие проблемы появились в разных странах в связи с экономическим кризисом и санкциями. И решить, каким образом выйти из данной ситуации с минимальными потерями. Также – скоординировать действия, чтобы выход из кризиса происходил не за счёт друг друга. Нужно как раз помочь выйти из кризиса своим партнёрам. Если, к примеру, Беларусь сегодня испытывает экономические сложности и начинает «нагибать» Россию в плане цены на газ, от этого не будет хорошо ни России, ни Беларуси. Цена должна быть разумной, без выкручивания друг другу рук политическом способом, но внимание следует сосредоточить именно на крупных проектах, которые Россия и Беларусь могут вместе осуществлять, исходя из своих ресурсов. Это же справедливо и для других стран.
– В ходе саммита белорусский лидер Александр Лукашенко пожаловался, что в ЕАЭС до сих пор не создана безбарьерная среда. По его словам, Таможенный союз эволюционировал в Единое экономическое пространство, потом – в ЕАЭС, но количество внутренних изъятий и ограничений взаимной торговли не снизилось. В чём здесь дело? Насколько справедливы его доводы?
– Первое: одна из главных причин существования разного рода барьеров и вообще бюрократии в рамках ЕАЭС – то, что Россия является членом ВТО. Ситуация, когда Россия, с одной стороны, входит в ВТО, а с другой стороны, пытается создать свою зону свободной торговли в ЕАЭС, порождает бюрократическую шизофрению. Каких нормативных актов придерживаться? Что является приоритетом – законы ВТО или наши, внутренние, национальные и евразийские? Отсюда возникает противоречивость и множественность нормативных актов.
Второе и более важное: отсутствует экономическая стратегия развития постсоветского пространства. По идее, её может сформулировать любой участник ЕАЭС, в том числе Лукашенко. Более того, если это будет делать Лукашенко или представители других стран, помимо России, будет больше успехов. Когда Россия начинает озвучивать экономическую стратегию и проявляет инициативу, её обвиняют в имперских амбициях. Но Лукашенко же этого не делает, у него стратегии нет. Он пытается решить проблемы своей страны за счёт привлечения к ним внимания других участников евразийской интеграции. В этом смысле он не оригинален, хотя и перегибает палку периодически.
Перспективы евразийской интеграции есть, но для неё должна появиться воля и должен появиться «мозг» внутри ЕАЭС, который перейдёт от риторики 90-х годов о многовекторности развития к конкретным действиям по формированию своей трансрегиональной интеграции без всяких шараханий в сторону Европы, Запада, Китая.
Как только будет осознанная коллективная ответственность стран ЕАЭС и понимание, что только они сами смогут, договорившись, решить свои проблемы и никто им не поможет: ни Запад, ни Китай, – тогда дело сдвинется с мёртвой точки.
Пока же все играют во многовекторность. Президент Беларуси в том числе.
– Что мешает отойти от многовекторности и, как Вы говорите, появиться «мозгу» в ЕАЭС?
– Многовекторность – последствие штампованного перестроечного мышления. Люди так поддались перестроечным антисоветским настроениям, что, отказавшись от советского наследия, слишком плотно увязли в либеральных мифах. Один из мифов – единое пространство от Владивостока до Лиссабона. Одно дело – когда российский президент его озвучивает: это определённый месседж для европейских политиков. Другое дело – когда политики ЕАЭС принимают этот лозунг за чистую монету и думают о формировании некоего единого пространства с Западом, загоняя себя в тупик.
Политики наших стран до сих пор не осознали, что на дворе давно XXI век. Альтернативой глобализации является только собственное цивилизационное и национальное самоопределение, то есть выстраивание суверенных экономик. Экономическая идеология, на которой должен базироваться ЕАЭС, – идеология экономического суверенитета. До сих пор этого никто не понял и не озвучивает. Продолжают всё время говорить о какой-то многовекторности. Многовекторности куда? Одной ногой в Европу, другой – в Таможенный союз? Мы видим, что произошло на Украине: когда находишься между двух стульев – падаешь. Некоторым политикам, таким образом, хочется на двух стульях усидеть: руководить своей страной и сохранять статус-кво, одновременно свободно перемещаться на Запад и быть там «своим человеком». Так не получится; нынешнее противостояние такого не подразумевает. Оно подразумевает выстраивание обороны от разной агрессии, включая экономическую, и формирование собственной стратегии.
– На днях как раз стало известно: Путин планирует «на полях» Петербургского международного экономического форума встречаться с президентом Казахстана и главой Еврокомиссии Жан-Клодом Юнкером. Ранее лидер Казахстана Нурсултан Назарбаев предложил созвать саммит для диалога ЕС и ЕАЭС. Вы верите в сопряжение европейской и евразийской интеграций?
– Нужно чётко отделять демонстрационную политику от политики реальных дел. В рамках демонстрационной политики Россия регулярно демонстрирует открытость и готовность сотрудничать с Западом. Понятно, что это ничего не даёт.
Никакой Евросоюз сотрудничать с Россией не будет, поскольку нет никакого самостоятельного, суверенного ЕС.
Есть группа евробюрократов, зависимая от США, МВФ и других международных структур. В последние годы ЕС не только не способствовал реализации совместных проектов, а наоборот, их блокировал – скажем, «Южный поток». Поэтому это всё из области демонстрационной политики, в которой Россия, безусловно, должна участвовать.
А политика реальных дел заключается в том, что России сотрудничает с правительствами, являющимися самостоятельными субъектами принятия решений, – правительствами Италии, Франции, Германии и любой страны, которой управляют люди, зависящие от избирателей и своего бизнеса и заинтересованные в том, чтобы развивать свои экономики. Евробюрократия же заинтересована исключительно в лоббировании интересов транснациональных структур, которые платят ей деньги.
