В Латвии обсуждается возможность криминализации «тривиализации советской оккупации». Аналогичный закон уже существует в Литве. Между тем, в феврале 2014 г. в продажу поступило новое исследование известного российского историка Михаила МЕЛЬТЮХОВА «Прибалтийский плацдарм (1939-1940 гг.). Возвращение Советского Союза на берега Балтийского моря». О состоятельности концепции «советской оккупации» Прибалтики с точки зрения истории, а не политики портал RuBaltic.Ru побеседовал с М.Мельтюховым:
- Михаил Иванович, в чем была геополитическая и военно-стратегическая особенность Прибалтики для СССР в условиях 1939-1940 гг.?
- В ХХ веке вопрос о политическом переделе Восточной Европы вновь возник в ходе Первой мировой войны, а затем Революции и Гражданской войны в России. Одним из важных аспектов этого вопроса была проблема статуса Прибалтики, на территории которой возродилось Литовское, и впервые возникли Латвийское и Эстонское государства. В результате Советская Россия утратила стратегически важный прибалтийский регион, в борьбе за овладение которым в предыдущие века были принесены неисчислимые жертвы.
В стратегическом плане особенностью Прибалтийского плацдарма является его неравноценность для Российского государства и его потенциальных противников из числа западных великих держав. Обладание этим плацдармом дает западным державам исключительные возможности для вторжения в центральные районы России.
Тогда как контроль над этим регионом со стороны России необходим, прежде всего, для обеспечения безопасности страны, но не давал ей возможности создать серьезную угрозу западным державам, за исключением восточно-прусской провинции Германии. Кроме того, следует помнить, что именно в Прибалтике находятся незамерзающие порты, позволявшие круглогодично вести торговлю и обеспечивать в случае необходимости действия советского Балтийского флота. Понятно, что интересы национальной безопасности Советского Союза требовали, чтобы Прибалтийский плацдарм не мог использоваться враждебно настроенными державами. В зависимости от своих возможностей и общего развития международных отношений советское руководство пыталось решить эту проблему.
- К моменту заключения пакта Молотова-Риббентропа, какие планы относительно прибалтийских республик были у Кремля? Было ли уже тогда в Москве намерения об их включении в СССР?
- К 23 августа 1939 г. территория Эстонии и Латвии рассматривалась советским руководством как зона национально-государственных интересов Советского Союза. Об этом Москва сообщила Таллину и Риге еще 28 марта 1939 г. Как известно, в ходе англо-франко-советских переговоров Москва активно отстаивала идею тройственных международных гарантий для Эстонии и Латвии, реализация которой, безусловно, способствовало бы укреплению безопасности самого СССР. Однако в силу позиции занятой Англией и Францией эти переговоры не привели к какому-либо результату. Затем в ходе переговоров с Германией советская сторона, хотя несколько модернизировала свою позицию по этому вопросу, но продолжала добиваться гарантии недопущения на территорию этих стран враждебных для себя сил. В частности, она отвергла германское предложение о проведении границы сфер интересов по р. Даугава, настояв на включении в свою сферу интересов всей территории Латвии (подробнее об этих проблемах сказано в пока еще не опубликованной части моего исследования).
При этом следует отметить, что согласие Берлина на признание Эстонии и Латвии сферой интересов СССР вовсе не означало какого-либо изменения юридического статуса этих стран. В принципе, эта советско-германская договоренность имела очень опосредованное отношение к двусторонним отношениям Москвы с Таллином и Ригой.
Советское руководство добилось всего лишь обязательства Германии не вмешиваться в эти двусторонние отношения, что, впрочем, не мешало Берлину поддерживать с Эстонией и Латвией нормальные дипломатические и довольно тесные экономические отношения.
Относительно вопроса о намерениях советского руководства в отношении стран Прибалтики в августе 1939 г. хотелось бы напомнить, что в политике имеют значение не намерения, а возможности. Дело в том, что намерения в случае необходимости могут быть быстро изменены, а вот возможности создаются, как правило, медленно и трудно. Именно поэтому каждому из нас хотелось бы, чтобы его желания совпадали с его возможностями, что, как известно, бывает далеко не всегда.
Совершенно очевидно, что в момент подписания советско-германского договора о ненападении каких-либо четких планов в отношении Прибалтики у Москвы быть явно не могло.
Во-первых, было еще не ясно, чем закончится кризис в германо-польских отношениях. Дойдет ли дело до войны или все кончится новой международной конференцией по типу Мюнхенской 1938 г. Во-вторых, точно также было не понятно, во что именно выльется договоренность с Германией. В-третьих, Литва оставалась в сфере интересов Германии, и было не ясно, удастся ли что-либо изменить в данном вопросе. Конечно, никто не мог запретить советскому руководству мечтать о присоединении Прибалтики, однако реализовать эту мечту на практике Москва в тот момент была не готова. Причем хотелось бы отметить, что данный вывод разделяется ныне практически всеми серьезными исследователями этого вопроса, вне зависимости от их государственной принадлежности.
- В своем новом исследовании «Прибалтийский плацдарм (1939 — 1940 гг.). Возвращение Советского Союза на берега Балтийского моря» Вы анализировали и реакцию Литвы, Латвии и Эстонии на заключение данного пакта. Как руководство этих республик восприняло заключение документа о ненападении между Германией и СССР?
- Конечно, подписание советско-германского договора о ненападении и появившиеся слухи о разделе Прибалтики между Берлином и Москвой вызвали озабоченность у руководства стран региона, которое обратилось за разъяснениями в дипломатические представительства Германии и СССР. Дипломаты обеих стран сделали ряд общих заявлений, более или менее уверенно отрицая наличие такой договоренности. Конечно, по неофициальным каналам правящие круги Эстонии и Латвии, а затем и Литвы узнали о том, что Германия взяла на себя определенные обязательства в отношении Прибалтики, что сделало Таллин и Ригу, а затем и Каунас более сговорчивыми в отношении Москвы.
Понятно, что уступки Берлина Москве в вопросе о Прибалтике вызвали определенное недовольство у руководства Эстонии, Латвии и Литвы, однако в Таллине, Риге и Каунасе надеялись, что даже в случае войны в Европе им удастся сохранить нейтралитет, поскольку ни Германия, ни СССР, скорее всего, не допустят чрезмерного усиления влияния друг друга в Прибалтике.
Вместе с тем, начавшаяся в сентябре 1939 г. война в Европе привела к нарушению традиционной общеевропейской торговли, что сильно ударило по экономическому положению стран Прибалтики. В итоге они были вынуждены предложить СССР переговоры о расширении товарооборота.
Со своей стороны Москва положительно восприняла эти предложения, так как они давали возможность начать обсуждение с Эстонией, Латвией, а затем и с Литвой целого комплекса двусторонних проблем, далеко выходящих за рамки торговых отношений.
- Как Вы оцениваете значение договоров СССР о взаимопомощи со странами Прибалтики. Это уже был первый шаг плана по включению данных республик в СССР или, скорее, шаг по обеспечению безопасности границ СССР, которым Москва была готова ограничиться в регионе?
- Советско-прибалтийские договоры о взаимопомощи являются реализацией тех новых политических возможностей, которые появились у СССР в результате договора о ненападении с Германией. Кроме того, 28 сентября 1939 г. состоялась советско-германская договоренность о передаче Литвы в советскую сферу интересов. В этих условиях советско-эстонский (28 сентября), советско-латвийский (5 октября) и советско-литовский (10 октября) договоры о взаимной помощи закрепляли новое положение Советского Союза в Прибалтике. Для того чтобы подтолкнуть Таллин, Ригу и Каунас к подписанию этих договоров, Москва использовала не только намеки на возможное применение силы, но и была готова на серьезное расширение двусторонних экономических контактов, о чем ее просили Эстония, Латвия и Литва.
В условиях нарушения традиционной общеевропейской торговли в результате начавшейся Второй мировой войны это было достаточно серьезным бонусом для этих стран. Кроме того, применительно к Литве речь шла и о возвращении ей Вильно (Вильнюса) и Виленской области, захваченных в 1920 г. Польшей, что весь межвоенный период оставалось одной из главных целей литовской внешней политики. Важным фактором было и то, что попытки стран Прибалтики найти поддержку со стороны соседей, а главное — великих европейских держав, чтобы противостоять советским предложениям, не увенчались успехом.
Не менее важным фактором было отсутствие поддержки традиционной для правящих кругов стран Прибалтики политики конфронтации с СССР со стороны значительных масс местного населения. Наряду с небольшим количеством запасов вооружения, это существенно снижало военные возможности этих стран, а, главное, создавало угрозу внутреннего социального взрыва в случае открытого столкновения с Красной армией. Если в мирное время местным националистическим диктатурам удавалось подавлять подобные настроения, то столкновение один на один с Советским Союзом без какой-либо поддержки Запада обрекало прибалтийские националистические профашистские режимы на гибель.
В этих условиях договоренность с Москвой была для диктаторских режимов Прибалтики единственным способом продлить свое существование.
Безусловно, создание военных баз в Прибалтике способствовало повышению безопасности северо-западных границ Советского Союза. Одновременно советский флот получил возможность активного присутствия в центральной части Балтийского моря, что также расширяло его военные возможности. Однако не следует забывать, что создание современной инфраструктуры всех этих военных баз было довольно длительным делом и Москве пришлось вкладывать в ее сооружение значительные средства. Правда, согласно договорам с Эстонией и Латвией, базы создавались лишь на время войны в Европе, а, значит, рано или поздно этот вопрос вновь стал бы предметом обсуждения в советско-эстонских и советско-латвийских отношениях. Собственно, уже 15 мая 1940 г. было достигнуто советско-эстонское соглашение о том, что военные базы сохраняются на все время действия договора. Кроме того, согласно заключенным договорам СССР вступил в переговоры с Эстонией, Латвией и Литвой о поставках им вооружений, которые и начались в первой половине 1940 г. Обо всех этих проблемах достаточно подробно рассказывается в моей книге на основе впервые вводимых в научный оборот документах.
Конечно, заключенные договоры и создание в Прибалтике военных баз Красной армии расширяли возможности влияния Москвы в регионе. Однако это влияние вовсе не было подавляющим.
На мой взгляд, ни о какой предопределенности в сентябре — октябре 1939 г. событий лета 1940 г. не может быть и речи. Напомню, что все свои внешнеполитические шаги СССР очень внимательно соотносил с общим ходом войны в Европе.
Насколько можно судить, советское руководство стремилось, используя занятость Англии и Франции войной с Германией, постепенно укреплять свои позиции в Восточной Европе. Однако оно совершено не собиралось от нечего делать обострять отношения с Лондоном и Парижем. Ведь это могло подтолкнуть их к примирению с Берлином. И тогда резко возросла бы вероятность реализации наихудшего для СССР сценария развития международных отношений в виде создания единого антисоветского фронта великих европейских держав. В этом смысле очень показательна ситуация, сложившаяся в ходе советско-финляндской войны, когда возникшая угроза вмешательства в эту войну Англии и Франции вынудила СССР отказаться от планов оккупации всей Финляндии и ограничиться лишь изменением границы. Поскольку предсказать ход развития военных действий лета 1940 г. осенью 1939 г. никто не мог, то и строить свои расчеты на этих не сформулированных предвидениях советское руководство также не имело возможности.
- В какой момент вхождение балтийских республик в состав СССР стало неизбежным? Какие факторы здесь сыграли ключевую роль?
- Переломным моментом в этом вопросе стали победы германских войск на Западном фронте в мае 1940 г. В Европе, а затем и в мире возникло и стало усиливаться впечатление, что еще немного и Германия победоносно завершит войну с Англией и Францией. Понятно, что советское руководство опасалось, что если это произойдет, заинтересованность Берлина в нормальных отношениях с Москвой явно снизится, и германское руководство вполне может вернуться к своей традиционной антисоветской политике.
Именно в этих условиях, насколько можно судить, советское руководство и решило активизировать свою политику в Прибалтике с целью создания глубоко эшелонированной системы безопасности на своих северо-западных границах, что, конечно же, предполагало включение всего этого региона в состав Советского Союза. При этом Москва так спешила, что даже не поставила в известность о своих намерениях Берлин, который узнал о развернувшихся событиях от своих дипломатов в Эстонии, Латвии и Литве, а затем и из советских газет. Вот тут и пригодились советско-германские договоренности, а главное Москва умело использовала занятость вермахта во Франции.
- Отдельный вопрос, который Вы исследовали — это отношение населения Прибалтики к событиям 1939 — 1940 гг. Какие выводы по данному вопросу на основе этого исследования Вы можете теперь сделать?
- Исследованные мною документы показывают, что настроения жителей Прибалтики в тот момент были, естественно, различны. В качестве крайних точек политического спектра можно выделить антисоветские и просоветские настроения и, конечно, целый ряд различных промежуточных взглядов. Столь заметный разброс взглядов в общественном мнении свидетельствует о довольно высокой степени социальной нестабильности в Эстонии, Латвии и Литве, что было связано, прежде всего, с характерными для них негативными экономическими тенденциями.
Став частью антисоветского «санитарного кордона», страны Прибалтики лишились российского сырья и рынка сбыта своей промышленной продукции и были вынуждены пойти по пути аграризации экономики, поскольку реально присутствовать на европейском рынке они могли только в роли поставщиков сельскохозяйственной продукции. Фактически для Латвии и Эстонии речь шла о деиндустриализации, что стало первым примером в истории Европы, порождая соответствующие социальные проблемы. В свою очередь это усиливало восприимчивость населения стран Прибалтики к советской социальной пропаганде и подталкивало их правительства к установлению диктаторских режимов и безудержной пропаганде национализма.
Общее распространение различных настроений в общественном мнении стран Прибалтики довольно четко коррелирует с социальным статусом их носителей. В целом оказывается, что чем беднее тот или иной житель Прибалтики, тем в большей степени он симпатизирует СССР. Конечно, из этой зависимости, безусловно, имеются исключения, однако в целом она именно такова.
Учитывая, что подавляющее большинство местного населения жило в бедности, нет ничего удивительного, что в регионе преобладали именно просоветские симпатии, хотя и выраженные в разной степени.
При этом невозможно рассматривать всех этих людей сознательными сторонниками местных коммунистических партий, численность которых к лету 1940 г. была невелика. Дело в том, что за годы существования диктаторских режимов в странах Прибалтики накопилось довольно значительное социальное недовольство, а экономические трудности в связи с войной в Европе и попытки местных властей усилить административное регулирование рынка труда только активизировали его. В этой ситуации значительная часть политически активного местного населения с радостью встретила приход Красной армии, что воспринималось ею как реализация надежд на лучшее социальное будущее. При этом надо отметить, что советские войска никак не вмешивались в политические процессы в Прибалтике, что в ряде случаев вызывало недовольство со стороны местных жителей такой пассивностью.
Оказалось, что местные левые активисты различных политических оттенков были вполне в состоянии аккумулировать политическую активность прибалтийского населения и направить ее по пути социального переустройства общества. Так же немаловажным фактором была и антигерманская ориентация значительной части населения, которая обычно выражалась формулой: «Лучше быть под русскими, чем под немцами». Кроме того, следует отметить заметное возрастание политической самоорганизации, прежде всего, городских жителей Прибалтики, которые в условиях прекращения традиционного давления со стороны местных властей все шире заявляли о своих интересах.
Именно эти организованные и политически активные граждане и стали опорой быстро сложившегося блока левых политических организаций, провозгласившего своей целью социальное переустройство по советскому примеру. Этому способствовало и широкое распространение советской пропаганды.
Созданные в результате советско-прибалтийских переговоров Народные правительства Литвы, Латвии и Эстонии заявили о своем новом социальном курсе, включавшем основные чаяния местного населения. Одновременно в Прибалтике развертывалась широкая кампания непосредственного участия населения в политической жизни (митинги, собрания и демонстрации). Совершенно очевидно, что заставить местное население участвовать в этих массовых мероприятиях было совершенно невозможно. Поэтому мы вынуждены констатировать, что жители стран Прибалтики искренне и добровольно участвовали в них. Это является важным свидетельством того, что Народные правительства получили заметную поддержку большинства политически активного населения. При этом следует отметить, что опубликованные программы деятельности Народных правительств были довольно расплывчатыми, что позволяло объединяться в их поддержке различным социальным группам.
Естественно, определенная часть прибалтийских обществ занимала явно антисоветскую позицию. Однако, насколько можно судить по доступным документам, это было меньшинство политически активного населения. К тому же, кроме националистических лозунгов ему нечего было предложить своим согражданам, которые уже и так были сыты этими лозунгами по горло. Лишившись государственной поддержки, прибалтийские националисты оказались не в состоянии самоорганизоваться и вступить в открытую политическую борьбу. Более же привычные для них репрессивные методы подавления несогласных использовать было невозможно. В итоге националисты заняли выжидательную позицию, ограничившись лишь устной агитацией и распусканием различных антисоветских слухов.
На этом политическом фоне Народными правительствами была проведена широкая предвыборная кампания в местные законодательные органы власти. В данном случае вновь широко использовалась идея обновления, объединявшая разные политические и общественные организации в рамках «Блоков (Союза) трудового народа». Фактически впервые после 1917 г. в Прибалтике прошли выборы, в ходе которых население имело возможность свободно выразить свое отношение к выставленным кандидатам левого толка. Иностранные дипломаты, журналисты и разведчики, наблюдавшие выборный процесс 1940 г. воочию, в целом дружно описывают настроения местного населения так же, как это делала и советская историография. Все это лишний раз подтверждает, что результаты выборов в Прибалтике вполне адекватно отражают политические предпочтения избирателей. Именно такие настроения там тогда и преобладали.
- В результате проведенного Вами исследования можете ли Вы сказать, насколько состоятельна концепция советской оккупации Прибалтики? Как бы Вы сами охарактеризовали бы события 1940 г.?
- Концепция «советской оккупации» Прибалтики, являющаяся сегодня в Эстонии, Латвии и Литве главным идеологическим постулатом, была в свое время сформулирована прибалтийской националистической эмиграцией и подхвачена пропагандой западных стран, не желавших признавать новый политический статус-кво в регионе.
В целом эта концепция построена на эмоциональных основаниях и не вписывается в общепринятые международно-правовые нормы.
Дело в том, что «военная оккупация — это временное занятие в ходе войны вооруженными силами государства части или всей территории противника и установление власти военной администрации на оккупированной территории, но без перехода суверенитета над занятой территорией к оккупирующему государству». Однако между Советским Союзом и Литвой, Латвией и Эстонией в 1940 г. не существовало состояния войны. Между ними не велись какие-либо военные действия без объявления состояния войны. Советские войска не нападали на эти государства и не занимали их территорию без их согласия. Таким образом, их нельзя относить к неприятельским войскам, а их ввод на территорию стран Прибалтики не может быть расценен как оккупация.
Прекрасно зная об этом, прибалтийские авторы при анализе событий лета 1940 г. в основном стараются оперировать понятием «occupation pacifica» (что-то вроде мирной оккупации). Однако проблема заключается в том, что такого понятия в международном праве не было и нет. Иными словами, все рассуждения прибалтийских авторов и их российских последователей на эту тему являются лишь их личными фантазиями и применяются исключительно для пропаганды.
Действительно, советское руководство провело подготовительные военные меры для того, чтобы иметь возможность оккупировать страны Прибалтики, но между планированием и подготовкой военной операции и ее фактическим проведением есть большая разница. Дело в том, что руководство стран Прибалтики согласилось с советскими требованиями об изменении состава правительств в Каунасе, Риге и Таллине и вводе дополнительных контингентов войск Красной армии на их территорию. Вопрос же о том, в силу каких причин страны Прибалтики согласились с советскими требованиями, для данной проблемы вообще не имеет никакого значения.
Конечно, прибалтийские авторы стараются всячески демонизировать ситуацию с советскими требованиями, предъявленными Литве, Латвии и Эстонии в июне 1940 г., для того, чтобы показать, что только угроза применения силы заставила эти страны принять их. Однако они тщательно умалчивают о том, что принцип, запрещающий прибегать к силе или угрозе ее применения, ставший одним из основных принципов современного международного права, впервые был закреплен в 1945 г. в Уставе ООН.
Таким образом, советские ультиматумы ни коем образом не противоречили тогдашнему международному праву. К тому же войска Красной армии уже находились на территории государств Прибалтики в силу договоров о взаимопомощи, и увеличение их количества было связано с резким изменением ситуации в ходе Второй мировой войны в Европе. Соответственно, помимо дипломатических договоренностей между СССР и странами Прибалтики, были подписаны соглашения между военными командованиями сторон о местах размещения дополнительных контингентов советских войск. Именно в эти районы советские войска и проследовали. Кроме того, следует помнить, что согласно ст. 42 Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны, подписанной 18 октября 1907 г., «территория признается занятою, если она действительно находится во власти неприятельской армии. Занятие распространяется лишь на те области, где эта власть установлена и в состоянии проявлять свою деятельность». Как известно, никакой советской военной власти в странах Прибалтики не создавалось, там продолжали действовать свои собственные правительства.
Таким образом, никакой «оккупации» государств Прибалтики Советским Союзом никогда не было.
Даже в годы «холодной войны» в своих разъяснениях о внешней политике СССР, данных в 1958 г. по просьбе аппарата Белого дома, американский дипломат Дж. Кеннан верно заметил: «В конце концов, прибалтийские государства фактически не подверглись вторжению. Они согласились (как я полагаю, неблагоразумно) с советскими требованиями, которые им были предъявлены. Это верно, что давление, оказанное на них, было грубым и нахальным, но и сложившаяся ситуация была чрезвычайно необычной и опасной; в качестве оправдания своих действий в этом случае советское правительство опиралось на соглашение с единственной великой державой Запада — Германией, которая пользовалась влиянием в этом районе, а ведь только она и могла рассматривать это как casus belli». Кроме того, стоит отметить, что о советской «оккупации» стран Прибалтики местные националисты заговорили только после провозглашения там Советской власти 21 июля 1940 г.
На мой взгляд, учитывая настроения в правящих кругах стран Прибалтики, Советский Союз летом 1940 г. всего лишь добился честного выполнения Литвой, Латвией и Эстонией договоров о взаимопомощи и создал гарантии от их сближения с Германией. То, что это способствовало политическим изменениям в странах Прибалтики, является их внутренними проблемами и не описывается с помощью понятий международного права.
- Есть ли уже какая-то реакция Ваших коллег из стран Балтии на Ваше исследование? Может ли, на Ваш взгляд, Ваша работа как-то повлиять на «оккупационную доктрину» современных стран Балтии?
Поскольку моя книга только в середине февраля 2014 г. поступила в продажу, я очень сомневаюсь, что за столь короткое время может быть какая-либо реакция. Однако, на мой взгляд, никакого воздействия на официальную политику стран Прибалтики мое исследование оказать не в состоянии, так как в политических вопросах историческая правда никому не нужна. Как известно, в Литве отрицание факта «советской оккупации» является уголовно наказуемым преступлением. Схожие законодательные инициативы ныне обсуждаются и в Латвии. Все это лишний раз показывает, что данная официальная позиция меняться не будет.
