На прошлой неделе в рамках председательства Латвии в Совете ЕС прошёл саммит «Восточного партнёрства». Как он оценивается с точки зрения интересов Латвии, а также каковы его будущие перспективы, порталу RuBaltic.ru рассказала профессор факультета политологии Латвийского университета, специалист по внешней политике и европейской интеграции Жанета ОЗОЛИНЯ:
- Г-жа Озолиня, как Вы оцениваете прошедший саммит «Восточного партнёрства»?
- В целом его можно оценивать как удавшийся, потому что изначально поставленные цели председательства Латвии в его проведении заключались не в достижении каких-либо мегауспехов или мегарезультатов. Саммит проводился как прагматичное мероприятие, где обсуждали актуальные вопросы, анализировали ситуацию и указывали, куда двигаться дальше. Фактически, предыстория данного саммита началась ещё в Вильнюсе, в очень сложных и неспокойных обстоятельствах, так что на Рижском саммите ситуация более или менее нормализовалась и стабилизировалась: стало ясно, какие у конкретных стран желания и интересы в ЕС. Теперь в ближайшие два года, к следующему саммиту в 2017 году, эти задачи будут конкретизированы. Так что этот саммит был прагматичным рабочим мероприятием.
- Есть ли у данного саммита какие-либо шансы в будущем остаться в таком же формате, как сейчас? Некоторые эксперты полагают, что он может прекратить своё существование…
- Что касается будущего «Восточного партнёрства», то здесь можно говорить о нескольких сценариях.
Наиболее пессимистичный - это тот, который упоминали Вы: «Восточное партнёрство» развалится, и тогда возникает вопрос, что может прийти на его место и если придёт, то как?
На данный момент видно, что «Восточное партнёрство» как инициатива продолжит существовать, потому что оно распространяется на определённое количество стран, с которыми Евросоюз хочет создавать дружеские отношения. В свою очередь, говоря о том, какими будут эти отношения в будущем, – конечно, будет заметна так называемая «дифференциация». «Восточное партнёрство» не будет просто набором слов, которые обозначают определённое географическое пространство, оно будет напоминать политику, создаваемую 28 странами-членами ЕС плюс одной страной «Восточного партнёрства», которые договорятся о формате развития сотрудничества, то есть как им дальше развиваться.
Есть три страны, которые ясно выразились, что хотят усилить свой интерес быть ближе к Евросоюзу: Грузия, Молдавия и Украина. Однако они не могут рассматриваться в едином блоке, потому что Грузия и Молдавия в этой евроинтеграции находятся на шаг впереди Украины. Молдавия уже выразила своё желание вступить в ЕС, так же, как и Грузия, и получается, что они последовательно реализовывали политику сближения с Евросоюзом. В свою очередь, для Украины это сравнительно недавнее дело, так как формально, конечно, эта перспектива евроинтеграции у Украины была, однако при смене экономической власти или политических интересов она останавливалась. Вследствие этого случай Украины нельзя так просто сравнивать с Грузией или Молдавией, ведь Украине одновременно нужно решить две принципиальных задачи: реформировать своё госуправление и народное хозяйство, а также целый ряд других отраслей; и также она находится в состоянии войны – ей каждый день нужно воевать.
Поэтому если оценить бремя, которое находится на плечах Украины, то определённо её движение в сторону ЕС будет очень тяжёлым.
В то же время есть и такие страны, как Азербайджан, который не хочет строить двусторонние отношения с ЕС: у него очень конкретные экономические интересы, и здесь мы видим очень прагматичное направление взаимоотношений. В свою очередь, если мы посмотрим на Белоруссию и Армению, то здесь также будет другой формат, так как они обе являются членами Евразийского экономического союза. Так что в таком упрощённом виде, как эта инициатива была предложена данным шести странам в 2009 году, она определённо не сохранится. Она будет более дифференцирована, но в то же время также и с очень хорошими возможностями для тех стран, которые хотят более тесной евроинтеграции. Поэтому можно однозначно утверждать, что для одних стран будет один подход, а для других – другой. И как это уже обозначилось и до, и во время саммита, эта общая философия будет основываться не на том, что ЕС будет что-то предлагать, а на том, что страны «Восточного партнёрства» сами будут высказывать свои желания, то, чего они ожидают от совместного сотрудничества. Так что в будущем это действительно будет партнёрство, основанное на взаимной солидарности.
- Вы упоминали трудный путь Украины. Президент Порошенко выразил желание во время саммита получить от ЕС ясный ответ о сроках введения безвизового режима. Однако в итоговой декларации ничего об этом сказано не было. Как Вы думаете, почему так получилось и есть ли у Украины шанс получить в конце года положительное решение Еврокомиссии о возможности введения безвизового режима?
- Конечно, такое желание у Украины есть. Однако введение безвизового режима связано минимум с двумя большими условиями. Первое, чисто техническое, – должны быть созданы соответствующие всей Шенгенской зоне технологии, системы, механизмы управления, что является очень сложной работой и что нужно делать стране до того, как она может получить этот безвизовый режим. Но есть также и политический аспект: какие принимаются решения, каким является законодательство, что может убедить остальные страны ЕС, что у государства действительно есть такое желание и готовность присоединиться. Здесь должны быть выполнены оба условия, и я думаю, что как господин Порошенко, так и Грузия отлично знали, что ещё до Рижского саммита они полностью не выполнили все «домашние задания». Поэтому надежды большие, но практически, к сожалению, этот вопрос не решён. Однако Еврокомиссия предоставила свою оценку с таким «дружеским побуждением» о том, в каких сферах что нужно сделать, и у меня нет больших сомнений, что Украина и Грузия будут оставлены вне этого безвизового режима с Евросоюзом.
- То есть Вы считаете, что уже в 2016 году у них может быть безвизовый режим, или речь идёт о ближайшем или далёком будущем?
В принципе, с обеих сторон речь идёт о 2016 годе. Конечно, ввиду каких-либо обстоятельств что-то, может, и не получится, но речь идёт именно о 2016 годе.
- Вы также упоминали сильное стремление Грузии и Молдавии к евроинтеграции, и что у них даже есть планы вступления в ЕС. По вашему мнению, возможно ли это, и если да, то когда?
- Да, это возможно, потому что есть Договор о Европейском Союзе, где есть статья 49, в которой сказано, что любая европейская страна, которая соответствует критериям ЕС, может войти в его состав. Так что со стороны ЕС здесь не может быть никаких форс-мажорных обстоятельств, которые могут мешать этим странам вступить в него. Однако есть и другая сторона, которая относится к готовности стран, и здесь речь не идёт только о принятии законодательства, но также возникает вопрос о готовности общества взять на себя сложные бытовые условия и какое-то время потерпеть неудобства и проблемы, чтобы в долгосрочной перспективе жить в благосостоянии и безопасности. Поэтому я думаю, что, внутренне реформируясь, эти страны имеют все возможности стать членами ЕС.
Говоря о времени, совершенно ясно, что это не будет до 2020 года.
Речь может идти только о времени после этого года, однако это такой промежуток, о котором каждому из нас трудно судить.
- В декларации «Восточного партнёрства» также были слова о «незаконной аннексии Крыма», однако лишь страны ЕС подписались под этими словами. Как Вы думаете, почему страны «Восточного партнёрства» не смогли об этом договориться?
- Здесь есть разные соображения; что касается этой декларации, то о своей позиции могут говорить только страны-члены ЕС, так как мнение Евросоюза является единым. Конечно, если мы посмотрим на такие страны, как Белоруссия или Армения, то им присоединиться к данной позиции всё же тяжело, так как они входят в другой союз и зависят от России. Так что это политическое противоречие уже вписано в саму комбинацию данных стран, и я думаю, что эта формулировка была наилучшей, которая могла бы быть. И если посмотреть с точки зрения интересов Латвии, то, по моему мнению, очень важно, что ЕС всё же может договориться о том, что международное право является выше амбиций одной или другой страны.
- И тогда последний вопрос. Вы сами упоминали, что страны «Восточного партнёрства» являются дифференцированными. Почему ЕС старается работать со странами, которые и не очень хотят сближения с ним? Может быть, было бы лучше работать только с теми, которые ясно изъявили такое желание?
- Когда ЕС предложил инициативу «Восточного партнёрства», то он ни одной стране его не навязывал. Была договорённость, и страны согласились принять в этом участие. И «Восточное партнёрство» так и создавалось: если какая-то страна не хочет в нём участвовать, то она может спокойно уйти. Однако если мы посмотрим на торговый баланс между ЕС и этими странами, то все они в большей или меньшей степени заинтересованы в торговле с ЕС. Поэтому некоторые страны вместо того, чтобы использовать формат «Восточного партнёрства», скорее всего, будут работать с ЕС как таковым. Что, в принципе, не является трагедией, потому что наиболее важен именно текущий диалог и сотрудничество, чем один или второй философский концепт.
