Минувший 2018 год ознаменовался знаковыми событиями на постсоветском пространстве. Вступил в действие единый Таможенный кодекс ЕАЭС, завершилось формирование общих рынков лекарств и медицинских изделий. В двусторонних отношениях между странами ЕАЭС в центре внимания были российско-белорусские переговоры по ценам на газ для Беларуси и компенсациям за российский налоговый маневр в нефтяной сфере. О том, почему ЕАЭС, несмотря на все сложности, является самым успешным интеграционным проектом на постсоветском пространстве, а прежние формы отношений между Россией и Беларусью уходят в прошлое, аналитическому порталу RuBaltic.Ru рассказал доцент Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ), эксперт Российского совета по международным делам Александр ГУЩИН.
— Г-н Гущин, какая тенденция на постсоветском пространстве в уходящем году, по Вашему мнению, была определяющей: дальнейшая дезинтеграция частей бывшего СССР или новая интеграция?
— Этот вопрос волнует умы экспертов и исследователей региона практически все последние годы. Так или иначе, многие из коллег, занимающихся тем пространством, которое мы называем постсоветским, рано или поздно задаются вопросом: а что, собственно, они изучают и есть ли за отдельными региональными сюжетами, конфликтами и интеграционными проектами нечто общее, что позволяет определять пространство бывшего СССР как более или менее единое.
Думаю, несмотря на то, что проекты военно-политической и экономической интеграции, сохранение важности российского фактора, да и сами по себе конфликты оказывают скрепляющее действие, все же говорить о постсоветском как о каком-то геополитически или социокультурно едином пространстве вряд ли возможно.
Я бы не назвал существующие тенденции сугубо дезинтеграционными, скорее это переплетение нескольких векторов, но большинство из них носит все же разобщающий характер.
Наследие СССР еще сказывается, но скорее можно говорить о продолжении и завершении процесса распада уже постсоветского пространства при одновременном возникновении и укреплении новых форм двустороннего и, главным образом, многостороннего взаимодействия, которые затрагивают ограниченное число стран.
Ухудшение российско-белорусских отношений, новые вопросы, которые встали в отношениях Москвы и Еревана, показывают, что у Москвы проблемы с ближними в географическом плане странами продолжают существовать и даже усиливаться, многие старые форматы взаимодействия перестают работать в новых экономических и, прежде всего, геополитических условиях. Все это, конечно, не позволяет говорить о какой-то единой постсоветской политике.
Отсутствие каког-то единого промосковского блока стало особенно видно после ухудшения отношений России и Запада.
И это в условиях, когда мы говорим о том, что именно Россия во многом определяет на пространстве бывшего СССР реинтеграционные смыслы.
Все это во многом определяет, что в политическом, геополитическом смысле постсоветского пространства скорее уже нет.
— Становится ли, на Ваш взгляд, Евразийский экономический союз (ЕАЭС) новой геополитической реальностью, или разногласия между странами — участницами евразийской интеграции слишком велики, чтобы всерьез относится к их интеграционному образованию?
— Если говорить о 2018 годе, то думаю, что для ЕАЭС, с точки зрения его формальных показателей и укрепления структуры союза, год был вполне успешным.
К примеру, за это время объем взаимной торговли стран Союза вырос более чем на 11 % и ее достиг 49 млрд долларов.
Выросла и доля взаимной торговли в общем объеме внешней торговли. Все государства ЕАЭС улучшили свои позиции и поднялись в рейтинге ведения бизнеса Всемирного банка.
Главное — вступил в действие единый Таможенный кодекс ЕАЭС, который установил приоритет электронного документооборота. На пространстве Союза завершилось формирование общих рынков лекарств и медицинских изделий, подписано соглашение по спутникам, определенные успехи есть, что называется, «на внешнем контуре», особенно в отношениях с Ираном.
Также ЕАЭС подписал меморандумы о взаимодействии с другими крупными региональными экономическими блоками — АСЕАН и МЕРКОСУР, единый рынок услуг в ЕАЭС расширился еще на 9 секторов, охватив 55 % всех услуг на пространстве союза. Приняты соглашения о маркировке товаров для отслеживания их происхождения. Развивается приграничное сотрудничество.
Тем не менее, несмотря на все тактические успехи, я думаю, что говорить о ЕАЭС как о союзе геополитическом было по крайней мере преждевременно. Партнеры России по ЕАЭС всегда настаивают на том, что это сугубо экономический союз, хотя даже если на данный момент это в большей степени так и есть, все же при углублении интеграции, в долгосрочной перспективе сугубо экономическая интеграция в данном случае вряд ли возможна.
Да, ЕАЭС — наиболее эффективный проект на пространстве бывшего СССР, который пусть и не охватывает все страны, но все же, с точки зрения снятия ограничений и достижения прогресса в рамках планируемых общих пространств, уже имеет свою историю успеха.
В ЕАЭС сегодня приоритет — это согласованная интеграционная политика на основе гармонизации законодательства. В этом плане у ЕАЭС много проблем. Не думаю, что стоит ожидать и быстрого вхождения новых членов в ЕАЭС, да и вопрос, нужно ли это.
На мой взгляд, скорее необходимо сосредоточиться на решении таких внутренних проблем союза, как, например, то, что на место старых барьеров приходят новые, что порой интеграция является приоритетом в декларативном смысле.
Мы в данном случае имеем дело с разными экономическими системами и разными приоритетами. Для Беларуси важен доступ к рынку сбыта своих товаров и облегченный доступ к сырью. То есть, по сути дела, ей нужен чистый таможенный союз без политических надстроек. При этом российский капитал в широком смысле слова в Беларусь не допускается.
Казахстан хочет получить доступ к транзиту, чтобы через партнеров экспортировать в Европу свою продукцию.
Россия имеет экономику гораздо большую, чем партнеры по ЕАЭС, и это определяет желание выйти на российский рынок, что зачастую блокируется протекционистскими мерами.
Кроме того, в рамках ЕАЭС, на мой взгляд, слабые институты принуждения к выполнению решений, роль Европейской экономической комиссии (ЕЭК) пока не такая влиятельная, как многим хотелось бы. Все это происходит на фоне того, что невозможно говорить о гуманитарной общности, ведь евразийской идентичности нет, все это остается скорее прожектом, да и роль гуманитарных проектов сотрудничества даже в форме реализации конкретных направлений деятельности оставляет желать лучшего, особенно в условиях того, когда каждая страна и элита каждой страны озабочены своим суверенитетом, а значит, своими собственными нарративами и восприятиями, порой вызывающими вопросы у соседей.
— Стал ли уходящий год переломным для российско-белорусских отношений ввиду переговоров по налоговому маневру и ценам на газ? Остаются ли Россия и Беларусь Союзным государством?
— Союзное государство находится в кризисе. Было бы лукавством говорить, что это не так. И дело здесь не только и столько в налоговом маневре, который стал, по сути дела, просто индикатором и венцом накопившихся противоречий. На мой взгляд, все происходящее — это следствие слабости институтов Союзного государства, а проще говоря, следствие того, что если много лет мало что делать с точки зрения институционального и практического развития, то рано или поздно наступит кризис отношений.
Я не думаю, что на проекте стоит ставить крест. И российские официальные лица, например, посол России в Минске Бабич, напрямую говорят о необходимости активного развития, но дело в том, что стороны видят эту проблему по-разному.
Думаю, что в 2019 году будет продолжаться сложный поиск путей выхода из сложившейся ситуации, но можно с уверенностью сказать, что прежние формы отношений ушли в прошлое и Москва это четко показывает.
— В чем сущность сегодняшних споров между Москвой и Минском?
— У каждой стороны своя правда. Минск говорит о неравных условиях доступа на рынки, о том, что нужна общая промышленная и сельхозполитика, Москва же говорит о своем суверенном праве на проведение таких акций, как налоговый маневр, о транзите санкционной продукции, а многие и о том, что Беларусь слишком мало отдает в политическом плане.
Правда у каждого своя, но можно констатировать, что все разговоры о необходимости чуть ли не полной реинтеграции и вхождения Беларуси в общее государство, порой звучащие здесь, вряд ли будут позитивно услышаны в Беларуси, и мы рискуем в этом плане получить целый ряд новых проблем.
И такой подход, что Беларусь, будучи зависимой от России, «никуда не денется», лично у меня вызывает вопросы, ведь политика в стиле «никто никуда не денется» уже не раз показывала свои негативные стороны, особенно в условиях, когда почему-то порой кое-кто из наших «партнеров» на Западе готов вступить в конкурентную борьбу и, что называется, «дать больше».
