×
Blogпост Blogпост

«Везде было грязно, а люди казались неадекватными»: истории возвращения в Беларусь из эмиграции

Источник изображения: ridetrip.ru

В белорусских СМИ часто можно прочесть истории успешной эмиграции. Люди уезжают, потому что женятся или выходят замуж, находят перспективную работу, ищут лучшую жизнь и возможности для самореализации. Не теряет своей популярности точка зрения, что эмиграция из Беларуси — это способ решить все проблемы и вопрос заключается не в том, нужно ли уезжать, но — куда и как.

Однако далеко не все истории переезда заканчиваются на мажорной ноте «я счастлива, что теперь нахожусь здесь». Пожив какое-то время за границей, приложив огромные усилия для адаптации, интеграции и налаживания быта, некоторые люди принимают решение вернуться.

Две героини рассказывают о своем опыте эмиграции и причинах возвращения в Беларусь.

Катерина, жила в Литве с 2007 по 2017 год: «Я так и не смогла стать частью литовского общества»

— Я уехала в Литву в 2007 году, поступив на бакалаврскую программу в Европейский гуманитарный университет. Я до сих пор считаю, что это была лучшая возможность получить максимально качественное образование в интересующей меня сфере. После окончания учебы я осталась в Литве, продолжила обучение в магистратуре Вильнюсского университета, нашла работу.

Наверное, как и многие люди, которые уехали из Беларуси, я не хотела возвращаться обратно. Не потому что мне очень нравилось в Литве, просто не хотела жить в Беларуси. Мне не нравилась идея вернуться в страну, где нет свободы слова и возможности выражать свои мысли. Я знала, что приложу все усилия для того, чтобы не вернуться.

Когда я приехала в Вильнюс, мне было 17 лет, и свобода опьяняла. Но сама Литва уже в первые дни производила очень странное впечатление. Мне казалось, что я вернулась в Минск образца 95-го года.

Грязные раздолбанные улицы и дороги, какие-то жалкие и убогие киоски из 90-х, обшарпанные здания… Везде было как-то грязно, люди казались неадекватными и очень грубыми, транспорт как был ужасным, таким и остался… Удивляло то, как они ведут себя на улице, как взаимодействуют друг с другом в общественном транспорте. Например, в Беларуси дети воспитаны уступать место пожилым людям — в Литве ничего подобного нет. Отсутствие элементарных норм этикета меня с первого дня вводило в ужас.

Потом случилось несколько очень неприятных событий с моими друзьями. Например, одного друга прямо возле общежития вечером избили и ограбили. На мою подругу напали ночью возле подъезда и разбили ей череп. Я понимаю, что такое происходит и в Минске, но когда ты живешь в чужой стране, то каждый такой случай заставляет чувствовать себя очень неуютно.

Хотя было и хорошее. Когда я ходила на культурные мероприятия — выставки, концерты, вечеринки — люди там были очень дружелюбными. В отличие от минской публики на подобных ивентах, литовцы казались более открытыми, с ними было легче познакомиться, они легко принимали в свой круг. Поначалу я думала, что в Литве мне будет легко найти новых друзей.

Однако довольно быстро стало ясно, что активный интерес, который ко мне проявляли, был похож на любопытство к какой-то диковинной штучке, которая появилась из-за железного занавеса и очень быстро выучила литовский язык — для них это было прикольно. Глубины в отношениях, настоящей дружбы так и не удалось создать. Взаимопонимания не возникало, все же культурный и исторический контекст наших стран очень отличается, несмотря на то, что мы долгое время прожили в одном государстве.

Однако я все равно была очень серьезно настроена на эмиграцию из Беларуси. Я не была уверена, что это будет обязательно Литва, думала, что, возможно, поеду куда-то дальше в Европу.

Литовский язык я начала учить уже в первый год учебы, во многом потому, что встретила молодого человека-литовца, которого полюбила. У нас были довольно серьезные отношения, которые продлились около 7 лет. Литовский реально сложный, но у меня была огромная мотивация. К середине второго года жизни в Литве я уже все понимала, а еще через какое-то время свободно и бегло говорила. Несмотря на то, что отношения в итоге распались, я не жалею, что учила язык, потому что впоследствии это стало моей профессией. Я закончила магистерскую программу на факультете перевода, там получила практические навыки и диплом, который открыл дорогу для работы в переводческой сфере.

У меня никогда не было проблем с тем, чтобы найти в Литве работу. Два с половиной года после бакалавриата я работала переводчиком и параллельно училась в магистратуре. Я работала с русским, литовским, английским языками, и эта комбинация для Литвы довольно выигрышная. Да, там есть люди, которые знают и английский, и русский, но моим преимуществом было именно то, что уровень знания русского у меня очень высок, я грамотно пишу и говорю, а это не так часто встречается.

Я работала ассистентом в бизнес-компании, после этого — в крупном интернет-магазине в отделе маркетинга. Потом устроилась в НГО, общественную организацию. Там занимала разные должности, сначала работала секретарем, а позже попала в отдел коммуникации.

Для меня остро стоял вопрос интеграции в литовское общество. Так как у меня был молодой человек-литовец, я очень хотела познать литовскую культуру и литовскую душу. Я усиленно изучала язык, и это мне удалось. Но, как выяснилось, даже знание языка в Литве не делает тебя литовцем. Язык настолько сложный, что, даже прожив там 10 лет, я не могла, не умела произносить какие-то вещи абсолютно правильно. И это меня выдавало, все сразу понимали, что я откуда-то из русскоговорящего региона, потому что в русском просто нет таких звуков, а научиться произносить их правильно, наверное, невозможно.

Я прилагала очень много усилий: регулярно читала литовские СМИ, изучала школьные учебники, чтобы понимать, на чем основано национальное мифотворчество, читала хрестоматийную литературу… Но у меня постоянно было чувство, что всего этого слишком мало. Я все равно не говорила по-литовски идеально и не знала полностью культурного контекста. Очень часто я сталкивалась с тем, что люди просто теряли ко мне интерес, когда узнавали, что я не в курсе каких-то местных особенностей.

Для меня до сих пор загадка, что нужно сделать, чтобы полностью интегрироваться в литовское общество. Наверное, самый здоровый подход — это просто не думать об этом, жить своей жизнью, как и большинство белорусов, которые там остались. Они знают литовский, работают в литовских компаниях, но их лучшие друзья — это не литовцы, а другие белорусы или иностранцы.

«Мне казалось: я получу гражданство — и мир для меня изменится. Этого не случилось»

В Вильнюсе много белорусской истории, но когда ходишь по улочкам старого города, очень бросается в глаза, что вся эта история вытесняется наряду с еврейским и польским пластами. Да, иногда встречаются мемориальные плиты, но любое упоминание того, что Статут ВКЛ написан на старобелорусском языке, Сапеги — это белорусский род, а количество литовцев в Вильнюсе в начале века составляло всего 2%, воспринимаются как ложь. То есть диалога не получается. И литовцам очень сложно понять, что Вильнюс для нас очень значим, ведь тут работал Скорина, похоронен Калиновский, велась деятельность Виленской белорусской гимназии, редакции «Нашей Нивы». У литовцев есть такое снисходительное отношение к белорусам: мол, «вы такие несчастные, братья наши меньшие, страдаете от московского ига, но все у вас будет хорошо, вы станете такими же, как и мы».

А когда пытаешься поговорить о каком-то историческом наследии, то сталкиваешься с пуленепробиваемой стеной совершенно иной интерпретации.


Тем не менее я не оставляла попыток найти точки соприкосновения с этой страной. И ответом для меня стало обращение к еще более глубокому пласту истории, который вызывает намного больше единодушия как у историков, так и простых обывателей, а именно язычество, дохристианская история наших народов. Ни для кого не секрет, что некогда мы представляли единый балто-славянский этнос, говорили на одном языке и верили в одних и тех же богов. Доказательства тому — это и проникновение балтских гидронимов на территорию Беларуси вплоть до Припяти, и археологическая культура, и генетическое сходство, не говоря уже про практические идентичные культовые верования и традиции. Конечно, у теории балтского субстрата в Беларуси есть свои противники, но я, изучив традиционную культуру белорусов и литовцев, в этом просто не сомневаюсь. Мне нравится, что литовцы очень бережно относятся и уважают свою традиционную культуру. Каждый год в Литве проходит фестиваль балтской культуры Mėnuo Juodaragis, фестивали альтернативной музыки и культуры Kilkim Zaibu, Velnio Akmuo, Daubos Griaucmas.

Чтобы получить постоянный вид на жительство, нужно прожить в Литве 5 лет. Но если ты там учишься, то засчитывается только половина срока. За 4 года бакалавриата мне начислилось 2 года. Для гражданства нужно прожить 10 лет с момента получения первого вида на жительство, что для Евросоюза является довольно большим сроком. Для сравнения: в Швеции это 3−4 года, в Испании — 6 лет. Сложно сказать, почему с юридической точки зрения создаются такие барьеры для того, чтобы люди въезжали в страну, но, я думаю, частично это отражает консервативный менталитет. Литовцы были очень против решения Берлина с Брюсселем ввести квоты на принятие беженцев, но в итоге Литве пришлось согласиться на какое-то количество беженцев в год.

Когда я жила в Литве, мне казалось, что я получу гражданство и передо мной откроется весь мир. К примеру, уеду жить в Германию или Грецию. Но вот я получила постоянный вид на жительство — и в моей жизни ничего не изменилось. Оказалось, что серьезные перемены — это не получение нового документа, а изменение внутреннего состояния. И я поняла, что пройдет еще пять лет и я получу гражданство, но, скорее всего, снова ничего не изменится. Я решила, что нужно менять что-то в себе уже сейчас, иначе можно зависнуть на одном месте на очень долгое время. А стагнация ни к чему хорошему привести не может.

«Здесь настоящая жизнь, а там — все искусственное, наигранное и притворное»

Мне казалось, что в Литве я не живу по-настоящему, а просто существую. Словно это была какая-то нереальная жизнь, и сейчас что-то произойдет — и все резко изменится. И начнется жизнь. Получу постоянный вид на жительство — и начнется жизнь. Получу гражданство — и начнется жизнь. Гражданства я так и не дождалась. Как бы ни было иронично, до получения гражданства остался ровно год. И я вернулась в Беларусь.

Я уехала из Литвы, потому что поняла, что она для меня исчерпала себя. Несмотря на то, что с работой все было хорошо, я знала, что я никогда не окажусь на государственной службе или руководящей должности. Просто в силу того, что я иностранка. Своими бизнесом в Литве я заниматься не собиралась, а всю жизнь быть переводчиком тоже не хочется, мне нужно что-то большее.

Во-вторых, я поняла, что необходимо что-то менять, и возвращение в Беларусь может оказаться полезным. Так и получилось. Здесь мои друзья, родные, масса возможностей, которые были недоступны в Литве. Например, психоанализ — я всегда очень хотела пойти на это, но не могла, потому что в Литве нет хороших русскоязычных специалистов, а на неродном литовском вести свой психоанализ невозможно.

В Беларуси все как-то легче, намного проще понимать людей вокруг. Здесь я могу реализовать свои желания, внутренний потенциал. Мне кажется, что здесь настоящая жизнь, все натуральное, аутентичное, а в Литве было искусственное, наигранное и притворное.

И еще я поняла, что люблю Минск, за эти десять лет он стал намного приятнее для жизни. Мне очень нравятся широкие проспекты и большие здания, в Вильнюсе их не хватало.

Приятно быть среди своих людей, видеть друзей намного чаще, чем раньше. Я участвую в разных активностях, «Мозгобойня», например, литературные мероприятия. В Беларуси я чувствую себя своей, в своей тарелке. Этот комфорт позволяет мне больше не тратить энергию на то, чтобы интегрироваться в чужое общество, как это было в эмиграции. Сейчас наконец-то я могу расслабиться и направить эту энергию на что-то более конструктивное.

Александра, жила во Франции с 2010 по 2013 год: «Я переехала в Париж — и начался самый трудный год в моей жизни»

— Я училась на факультете международных отношений в БГУ и с самого начала была уверена, что окончу университет и куда-нибудь уеду. Учиться в Минск я приехала из Могилева, оставаться в столице Беларуси надолго не собиралась.

Я искала разные варианты, рассматривала возможность поступить в магистратуру в Америку. Летом после третьего курса съездила в гости к подруге в Париж, и город мне очень понравился. Я решила, что там тоже можно жить. В итоге нашла англоязычную магистратуру в Тулузе, это четвертый по величине город Франции. Я поступила и получила стипендию.

Мои первые ощущения от жизни во Франции — это восторг. У нас была международная группа, много иностранцев. Я знаю, у некоторых бывает тоска по дому — у меня ничего подобного не было и в помине. Все было прекрасно. Я серьезно взялась за французский язык, чтобы второй год магистратуры учиться уже на французском. Я много путешествовала по Франции, по югу в основном.


По сравнению с очень непростым переездом из Могилева в Минск переезд из Минска в Тулузу был необычайно легким и каким-то нежным. У меня уже имелся такой опыт, и, конечно, я была намного более взрослой и зрелой.

В первый год, когда я училась в международной группе со студентами-иностранцами и жила в общежитии, о Франции я толком ничего не узнала. На втором курсе я уже училась на французском, в группе были в основном французы, а если и попадались иностранцы, то те, которые уже 10 лет живут во Франции и полностью интегрированы в это общество. Я жила в квартире, которую сдавал немного сумасшедший француз в старом доме, недалеко от центра. Квартира тоже была безумна, это была большая мансарда с многочисленными маленькими окошками на уровне ног и только с одним «нормальным окном, почему-то выходящим на винтовую лестницу. У меня появились французские друзья, они меня знакомили со своими семьями, друзьями, родственниками. Я ходила к ним в гости и узнавала уже другую, настоящую Францию.

Есть такое мнение, что французы холодные, с ними тяжело заводить отношения, они высокомерны и тусуются только с друг другом. Ну, во-первых, все люди разные. Я встречала крайне неприятных людей из ультраправых, например, одна из моих однокурсниц активно работала в студенческом лагере Николя Саркози и всячески поддерживала его политику по ограничению въезда мигрантов. Я прекрасно понимала, что она была бы очень рада, если бы меня не было. При этом я встречала удивительно широко мыслящих людей, очень приветливых, открытых — поэтому мне сложно обобщать.

В 2012 году я закончила второй год учебы и получила диплом магистра. Мне нужно было найти стажировку. Я все так же твердо была настроена остаться во Франции, кроме того, я видела себя именно в Париже. Тулуза воспринималась как временный компромисс перед дальнейшим переездом в столицу Франции.


Я достаточно быстро нашла стажировку в парижском издательстве и переехала в Париж. И начался самый тяжелый год в моей жизни.

Первым открытием стало то, как нелегко найти в Париже жилье. Прожив во Франции два года, я уже знала специальные сайты, видела, что предложений много, и не была готова столкнуться с трудностями, о которых меня предупреждали те, кто уже жил в Париже. Вариантов оказалось действительно много, но желающих снять ту или иную квартиру — еще больше. В Париж постоянно приезжает очень много людей. Бывало так, что чуть ли не двадцать человек претендовали на одну квартиру.

Для аренды жилья во Франции человек должен предоставить досье. В нем будут копии всех документов, справки о доходах. Например, я прилагала свой договор с издательством, где была указана сумма моей зарплаты. В силу особенностей французской системы арендатора квартиры очень непросто выгнать на улицу, даже если он не платит за аренду. Арендодатель может начать против него судебный процесс за неуплату арендных платежей только спустя полгода. Выселение происходит через суд, и пока решатся все бюрократические вопросы, можно год прожить в квартире бесплатно. Поэтому кроме своего досье необходимо приложить еще и досье гаранта, поручителя. Обычно это родители, но мои родители не могли быть гарантами, так как живут в Беларуси. Мне помог парень моей подруги, который хорошо зарабатывал. К своим документам я прилагала еще и его документы: паспорт, справки о доходах. Я помню, он дрожащими руками протягивал эту папку и говорил: «Саша, в этой папке вся моя жизнь. Прошу, будь аккуратна».

Я звонила по всем телефонам, договаривалась о встречах, смотрела квартиры. Мне не перезванивали, потому что всегда находились более перспективные кандидаты. Это и понятно: я была вчерашняя студентка с контрактом на стажировку всего на полгода и с невысокой оплатой, иностранка, гарантами выступают не родители… Был период, когда я жила то у одних парижских друзей, то у других. В какой-то момент у меня в сумке было три связки ключей от разных парижских квартир, а своих не было! В итоге я нашла квартиру через две недели, что реально очень круто и быстро. Прожила там два месяца, потом переехала на Монмартр в крохотную квартирку на чердаке, она обходилась чуть дешевле.

Через шесть месяцев стажировка закончилась, и на работу меня не взяли, потому что вакансии не было. В тот момент я очень хотела остаться во Франции, можно сказать, была одержима этой мыслью. Своего возвращения в Беларусь я вообще не представляла.

«Таких, как я, здесь были тысячи»

Найти постоянную работу в Париже еще сложнее, чем жилье, но у меня был четкий план: я должна быстро найти работу. Притом что есть объективные обстоятельства, против которых особо не попрешь. Всегда важно принимать во внимание естественный ход событий, но тогда я этого не понимала и загнала себя в очень жесткие рамки, которые в итоге довели меня до срыва.

В Париже очень высокая конкуренция на рабочие места. Таких, как я, — с хорошим образованием, дипломом магистра, тремя языками, — тысячи. Это самый обычный набор, ничего особенного. У меня были друзья, которые знали шесть языков, и они тоже искали работу месяцами. А у меня был этот мой план, и раньше в жизни все получалось именно так, как я хотела: я поступила в университет с самым высоким баллом, решила учиться во Франции по стипендии — и училась. Поэтому трудности с поиском работы очень сильно выбили меня из равновесия. Начались проблемы со здоровьем, становилось все хуже.

В апреле я сходила на собеседование в компанию, которая находилась в Клермон-Ферране, не в Париже. Потом меня позвали на второе собеседование туда же, а потом — и на третье. Это был хороший знак, высокие шансы получить работу. Тогда у меня как раз истекал вид на жительство и нужно было его как-то продлить. Я попробовала использовать личные связи, не особо надеясь на успех, но, к моему удивлению, они сработали. Мне согласились продлить документ еще на один год, однако проблема была в том, что мне тогда было 24 года, через несколько месяцев исполнялось 25, то есть тот паспорт скоро стал бы недействителен.

В итоге мне дали вид на жительство по срок действия моего паспорта. Мне нужно было слетать в Минск, поменять паспорт, вернуться в Париж и получить вид на жительство на год. С сотрудником префектуры мы договорились, что в июле я вернусь уже с новым паспортом.

Я прилетела в Минск, поменяла паспорт и стала ждать ответа по работе. Я спала с телефоном. Прошла неделя — мне не звонят. Я попросила отца позвонить на мой номер, проверить. А там — «абонент недоступен». У меня, видимо, был такой тариф, который не принимал международные звонки. Я написала письмо женщине, которая собеседование проводила, объяснила ситуацию, попросила дать знать, какой ответ. Она не ответила. Я ей звонила — она не брала трубку. И в итоге я до сих пор не знаю, пытались со мной связаться или нет.

В июле меня ждал поход в префектуру в Париже, чтобы забрать свой годовой вид на жительство. И я просто не полетела в Париж.

https://img.tyt.by/720x720s/n/lady.tut.by/04/10/vozvrashchenie_iz_emigracii_3_.jpg

В Беларуси я решила, что раз у меня есть и образование, и какой-то опыт работы, то нужно попробовать найти работу в Минске. Я отправила пару резюме, и мне сразу же позвонили, сразу позвали на собеседование, сразу предложили работу… И я подумала, что, наверное, пока стоит немного отдохнуть, прийти в себя, восстановиться, ведь год был очень нелегким. А уже потом возвращаться во Францию.

Я реально планировала туда вернуться, вся моя жизнь была там. Там я могла представить себя и свое будущее, я видела, какая у меня будет пенсия, как я буду там взрослеть, как я буду там стареть. Во Франции был мой парень, и я планировала, по какой системе наши дети будут ходить в детский сад, а потом в школу…

В Беларуси я себя вообще не видела. Как будто новая страна, новая реальность. И моя идея была в том, чтобы какое-то время отсидеться и восстановиться, но потом обязательно вернуться — к своему парню, к своим друзьям. К той жизни, которую я понимала гораздо лучше, чем жизнь здесь.

Но как-то все сложилось: я вернулась в Минск в 2013 году, и меня сразу поразило то, как город изменился в лучшую сторону. Я рада была видеть своих друзей и вспомнила, каково это — иметь рядом семью, родителей. Я нашла работу с хорошей зарплатой. У меня появились свободные деньги, которых во Франции никогда не было. И я поняла, что мне нравится жить в Минске. Я часто летала во Францию и все четче осознавала, что переезжать туда пока что не хочу. В 2014 году я уволилась и нашла в Минске настоящую работу мечты, там было все, чего я хотела. Со временем и с французским парнем мы все-таки расстались, ведь жить в формате отношений на расстоянии очень сложно.

До сих пор я живу в Минске и по-прежнему часто езжу во Францию. Я перестала воспринимать Беларусь лишь как временное место жизни перед очередным переездом. Хотя, конечно, случиться может что угодно, я могу уехать куда угодно, но пока я живу здесь.

Оригинальная статья