Sputnik Литва рассказывает о людях, которых после распада Советского Союза разделили пограничные столбы.
Раньше деревни Норвилишкес и Пецкуны находились в одном большом государстве — СССР. И все у них было общее: и земля, и дороги, и костел, и кладбище. Теперь, чтобы попасть на службу в храм или проведать могилы предков, которые находятся в десятке метров от деревни, жителям Пецкунов нужно получать визу и ехать туда круговой дорогой сотни километров.
Раньше деревни Норвилишкес и Пецкуны находились в одном большом государстве — СССР
Вымирающая европровинция
«Норвилишкес сегодня — труба с одним заколоченным концом»
«В довоенные годы и во времена советской власти Норвилишкес стоял на пересечении крупных дорог из Новогрудка в Вильнюс. Размеренная жизнь жителейрезко изменилась после того, как в 1996 году за оградой погоста возвели забор, провели государственную границу между Литвой и Беларусью, установили пограничные столбы. Увидеть родственников из деревни Пецкуны, которая осталась на белорусской территории, можно теперь только через сетку забора».
Сегодня в округе проживает лишь шесть человек — пожилых пенсионеров. С их уходом в мир иной Норвилишкес превратится в призрак с замком-крепостью на холме.
Взгляд из-за забора
«Все у нас хорошо, живем, не тужим, печаль одна — деревня вымирает, а мы даже на кладбище к родственникам не можем сходить, могилки убрать, помянуть родственников и знакомых, помолиться за их души в храме»
«Там похоронены моя мать, мать моего мужа, другая родня... Просто несправедливо — костел строили 11 белорусских деревень и 6 литовских, мой дед дал четыре коровы на костел, но достался он Литве.
Я родилась в самом конце деревни, последний дом — мой, там прямо по надворку проходит граница, но кто мне запретит ходить в свой дом? Мои сестры, живущие в Литве, когда приезжают в костел и на кладбище, звонят мне по телефону — подойди к забору. Я подойду, мы поговорим, поплачем о своем, они уезжают».
«Раньше нашу деревню "Китайщиной" называли, потому что самая большая в округе была, человек 200 тут жило, 70 коров было на все Пецкуны. А сейчас 28 человек в деревне, даже магазин закрыли, автолавка к нам приезжает с продуктами.
Раньше мы в Литву ходили в магазин, там больше выбор был — колбасы, рыба, шоколад всякий. В Вильнюс ездили за мясом, за одеждой, за колготками, потому что автобус два раза в день шел к ним и два раза — обратно. Многие устроились на работу в Вильнюс, туда ближе и удобнее было ездить, чем в Минск или Оршу. А как границу проложили — люди и работу потеряли, и семьи у некоторых там остались».
Фото: Sputnik
Кружева молодости
«Сейчас год, два — и все полиняло, разошлось. А наши работы — на столетия!»
«И ничего им не делается, видите, как новенькие, только что пожелтели немного, но это дело такое, повисят на солнце, выгорят, станут белее, а то и в порошке замочу», — говорит рукодельница.
«Мы сами в молодости и рушники ткали, и кружева делали, и вышивали. Зимой, когда работы нет, собирались вместе, лен чесали, нитки делали, на кроснах ткали, кружева плели. Хорошее было время — печь затопим, песни поем, сказки рассказываем. Ткацкие станки для льна тоже сами мастерили, наши мужчины на все руки мастера были. Да и где еще было взять такую технику тогда?» — рассказывает Алина.
Не хочу на ту сторону!
«Я на ту сторону, в Литву, не хочу, любоньки! Я человек верующий, и со мной случилось чудо. Жил в Вильнюсе, очень сильно заболел, давление было ноль, две недели лежал в коме, врачи говорили, что конец мне. Но приехал в родные Пецкуны, все прошло, ожил и сейчас живу — точно есть Бог на свете!»
Станислав Туркевич живет почти в самом конце Пецкунов, рядом с пограничными столбами.
Рассказывая Sputnik Литва о своей жизни, Станислав не жалуется:
«Жизнь хорошая, хоть и пенсия маленькая. Только вот нас обидели, костел забрали. Мы уже и президенту писали, и руководителю пограничников, толку никакого.
При советской власти я жил в Вильнюсе. Когда заболел, жена меня бросила, сейчас у нее уже третий муж. Я вернулся на родину, к маме. Семь лет лежала она парализованная, я ухаживал за ней, а четыре года назад мама умерла. Я хотел схоронить ее рядом с родными на той стороне, но где уж там — столько бумажек, столько километров ехать нужно! Пришлось тут, в соседней деревне Трабы хоронить.
Живу один, получаю пенсию по инвалидности и помощь какую-никакую, то от Красного креста, то от Фонда мира, наши дров на зиму дадут, летом — яблоки, ягоды, грибов море в этом году. Живы будем, любоньки мои!»
Жизнь на той стороне
«В первые дни после появления пограничного забора были очень горестные сцены. Люди плакали, через решетку целовали друг другу руки. Больно было на все это смотреть»
Леонарда Путель-Лялко после распада СССР оказалась по разные стороны границы с родителями:
«Отец мой был единоличником и не хотел отдавать землю и лес колхозу, но его заставили. Лес отца был чуть ближе к Беларуси, вот он с мамой и переселился туда. А в костел ходили в Норвилишкес, и все было хорошо. Меня в этом костеле крестил ксендз Антоний Замара, я здесь принимала и первую комунию.
Затем я вышла замуж и уехала в Шальчининкай. А когда здесь поставили этот забор вдоль границы, то мы с родителями оказались в разных странах. Через несколько лет я устала ездить к ним в гости с визой, и забрала родителей к себе, в Литву. Теперь с мамой приезжаем часто и в костел, и на кладбище», — рассказывает Леонарда.
На кладбище в литовском Норвилишкес много белорусских могил. Однако попасть сюда жителям Пецкунов, что живым, что мертвым, очень сложно, хотя погост и храм находятся в десятке метров от деревни.
Пункт упрощенного пропуска открывается только три раза в год, по большим религиозным праздникам, но, чтобы пройти к храму через калитку в пограничном заборе, белорусам сначала нужно получить визу в Гродно, а потом ехать на пропускной пункт Бенякони (сопредельный пункт пропуска со стороны Литвы называется «Лаворишкес» — Sputnik).
Сколько всего километров жителям приграничных Пецкунов нужно преодолеть, чтобы почтить могилы предков — узнайте из нашей инфографики.
Три сотни километров до храма
