В 1925 г. в латвийской газете «Слово» писали:
«В старину живали деды
Веселей своих внучат…
Что-что, а поесть и выпить наши отцы и деды умели и любили. Что-то не бывало слышно о целом ряде нынешних болезней, или, проще говоря, все это относили к простому «недомоганию», излечиваемому разными настойками, до знаменитой перцовки включительно, - средство от 120 болезней.
Действительно, если припомнить теперь о том количестве питей и еды, которые в состоянии были поглотить за один «присест» наши деды, невольно страх берет за желудок.
Разыграть вдвоем-втроем «марфу в сарафане», т.е. четвертную бутыль водки, было явлением обычным. Отказ от принятия угощения считался оскорблением и, беря во внимание, что известное русское хлебосольство тогда играло первенствующую роль в каждой семье, легко можно было себе представить, сколько приходилось выпить и съесть уважаемому русскому рижанину в старину.
Еще с рождественских святок, заблаговременно распределялись дни масленичной недели, т.е. в который день и кому нужно сходить «на блины» и когда у самих блины.
О приближении Масленицы первым долгом давал чувствовать рынок. В продаже появлялось большое количество привозных из России в замороженном виде судаков, снетков, икры, специально для блинов русского сухого творога, топленого масла и… мало идущей в обыденное время гречневой муки.
Для хозяев наступала «страдная пора». Перед долгим и строгим Великим постом население как бы невольно стремилось «отвести душу» и по мере средств и личной фантазии разнообразило «масленичные увеселения». Трактиры подлаживались под масленичное настроение и всюду по вечерам слышалась струнная музыка и дымил блинный чад.
К четвергу масленичный разгул доходил уже до высших точек. Работы приостанавливались не только в правительственных учреждениях, но и в промышленных.
Зимы были как-то устойчивее, и на Масленице обыкновенно был хороший санный путь, и подгулявшая масса русского населения, преимущественно на розвальнях, запряженных рабочими лошадьми, под звуки гармошек с гиком ездила из трактира в трактир.
В санях-розвальнях устанавливался небольшой очаг и дородная женщина в русском костюме пекла по пути блины, угощая своих спутников, обильно прикладывавшихся к стаканчику, пополняемому беспрерывно из нескольких «марф в сарафане» (четвертных), и поезд почти из десятка саней под звуки песен и гармошек объезжал улицы Московского предместья.
Прощеное воскресенье заставляло домашних собраться к раннему вечернему ужину. После ужина наступала минута прощания на пост. Младшие кланялись в ноги старшим, прося прощения, и таким образом вступал в русскую семью Великий пост.
Ранним утром с колоколен церквей раздавался грустный звон. Русские пекари начинали печь калачи, имеющие в Риге спрос лишь в Великом посту».
Источник: Павлов Ф.С. «Слово». - 1927. - № 431.
