17 сентября 1939 года советские войска вступили в восточные воеводства разгромленной нацистами Польши. Земли, населенные преимущественно белорусами и украинцами, были включены в состав соответственно Белорусской и Украинской ССР. Территория Беларуси увеличилась более чем в два раза и обрела очертания, приближенные к современным. Поэтому события, которые в Польше называются четвертым разделом Речи Посполитой, в Беларуси многими воспринимаются как воссоединение белорусского народа.
В советское время события осени 1939 года получили наименование Освободительного похода Красной Армии. В честь памятной даты были названы улицы во многих западнобелорусских городах. Однако в суверенной Республике Беларусь 17 сентября красным днем календаря так и не стало. Более того, вокруг этой даты кипят ожесточенные споры и высказываются полярные точки зрения.
В нежелании увековечить дату 17 сентября на государственном уровне, безусловно, присутствует элемент политического реализма — официальный Минск не желает лишний раз злить Польшу, где события осени 1939 года воспринимаются крайне болезненно.
Впрочем, и внутри белорусского общества нет единства в оценках тех событий.
Парадоксально, но главными критиками событий 80-летней давности оказываются белорусские националисты, хотя, казалось бы, кому как не им приветствовать столь выгодное для Беларуси округление границ.
Не менее странными в контексте белорусского национализма выглядят и откровенные ностальгические нотки в отношении межвоенной Польши, которая представляется едва ли не раем для жителей Западной Беларуси, в отличие от СССР, устроившего на присоединенных территориях коллективизацию и репрессии.
Таким образом, белорусские националисты оказываются даже большими польскими патриотами, чем польские историки, которые вынуждены признавать, что в 1939 году население «Кресов Всходних» (то есть Западной Украины и Беларуси) «не прошло тест на лояльность Второй Речи Посполитой», а продвижение Красной Армии сопровождалось массовыми актами неповиновения и диверсиями со стороны местного населения против польских властей.
Причины того, почему население «Кресов Всходних» активно помогало в ликвидации остатков польской власти и встречало советские войска как освободителей, достаточно очевидны.
Межвоенная Польша, «уродливое детище Версаля», была глубоко противоречивым и нестабильным образованием.
Это было многонациональное государство, где этнические поляки составляли лишь 65% населения, остальное приходилось на украинцев, белорусов, евреев и другие меньшинства, сосредоточенные преимущественно в восточных воеводствах, так называемых «Кресах Всходних».
Однако, несмотря на это, в основу национальной политики были положены воинственный польский национализм и ассимиляция национальных меньшинств.
Национальный гнет усугублялся социальными противоречиями. «Кресы Всходние» оставались наиболее бедной и неразвитой частью Польши.
Основу экономики здесь составляло мелкое крестьянское хозяйство, промышленность была слаба и неразвита. На фоне аграрного перенаселения, усугубляемого неэффективностью и технической неоснащенностью сельского хозяйства, польские власти проводили политику «осадничества», то есть переселения на восточные территории колонистов из внутренней Польши. Очевидно, этим самым в Варшаве рассчитывали создать себе устойчивый базис на «кресах» и ускорить процесс их ассимиляции.
Однако рост демографической нагрузки на регион провоцировал лишь нарастание социальных и национальных противоречий. В 1932–1933 годах в Польше случился настоящий голод.
Поэтому ненависть к полякам, буквально отнимавшим у местного населения последний кусок хлеба, была вполне закономерной, а присоединение к СССР воспринималось как освобождение от национального и социального гнета.
Другой вопрос, что присоединение Западной Беларуси и Украины к СССР также было болезненным и противоречивым процессом, а ожидания местного населения и советская действительность сильно разошлись. Все это впоследствии создало немало проблем уже для советской власти на присоединенных территориях, а со временем и вовсе обернулось всплеском русофобского национализма.
Несмотря на то, что население Западной Беларуси и Украины весьма активно поддерживало коммунистов, его чаяния были весьма далеки от коммунистической утопии.
Собственно говоря, белорусские и украинские крестьяне хотели обычного «черного передела», то есть ликвидации «панского» землевладения и перераспределения земли между собой.
Этим же была мотивирована поддержка большевиков и со стороны российского крестьянства в годы гражданской войны. Однако в долгосрочной перспективе это противоречило планам советской власти, поскольку мелкое крестьянское хозяйство оказывалось неподходящей базой для индустриализации, которая, в свою очередь, виделась основой прогрессивного социалистического общества.
В СССР проблема была решена жестокими методами принудительной коллективизации и разгрома «сельской буржуазии» — кулачества. Аналогичная кампания была развернута и в западных областях БССР и УССР, в основном в послевоенный период.
Другим весьма неприятным для местного населения следствием установления советской власти стали многочисленные «чистки» тех, кого эта власть считала врагами. Под маховик репрессий попали бывшие польские чиновники и военные, «кулаки», священнослужители, а также довольно многочисленные представители белой эмиграции, осевшие в Польше.
Кроме того, чисткам подверглись и местные коммунисты, то есть те, кто наиболее активно приветствовал советскую власть и всячески способствовал присоединению к СССР.
Результаты этой политики не заставили себя долго ждать, обернувшись резким всплеском антисоветских настроений, в первую очередь, на Западной Украине, где накануне 1939 года существовал баланс между местными националистами и коммунистами, который очень скоро после присоединения к СССР начал смещаться в пользу националистов, вылившись в пресловутую «бандеровщину».
Более того, если первоначально западноукраинский национализм носил преимущественно антипольский характер, то впоследствии он обернулся против СССР и России.
В Западной Беларуси сложилась иная ситуация. Белорусское национальное движение, изначально более слабое и менее организованное, чем украинское, практически полностью находилось под контролем Коммунистической партии. Поэтому рост недовольства не вылился здесь в организованное вооруженное сопротивление.
Кроме того, не имея собственных городских центров, подобных Львову, Западная Беларусь в рамках БССР оказалась замкнута на Минск, дав значительный демографический ресурс для роста населения белорусской столицы.
Таким образом, отсутствие сильного националистического подполья и более интенсивное «перемешивание» населения Западной и Восточной Беларуси обеспечили его гораздо более глубокую интеграцию в рамках республики.
В результате Белорусская ССР и ее историческая преемница, Республика Беларусь, оказались куда более стабильными образованиями, чем Украина.
