В нынешнем противостоянии с Россией Европейский союз внешне выглядит довольно монолитно: выступает с едиными требованиями, единогласно поддерживает всё новые и новые санкции. Тем не менее объективная потребность в экономических и политических связях со своим большим восточным соседом на фоне существующих напряжённых отношений подспудно провоцирует эрозию «европейского единства». О перспективах отношений России с ЕС, а также о роли в этом диалоге стран Балтии портал RuBaltic.Ru поговорил с Постоянным представителем России при Европейском союзе Владимиром ЧИЖОВЫМ:
- Владимир Алексеевич, думаю, Вы согласитесь, что отношения между Россией и Евросоюзом переживают не лучшие времена. Но хотелось бы узнать, какой взгляд именно у Вас на этот диалог: оптимистичный или пессимистичный?
- Я считаю, что наш диалог с Евросоюзом достаточно сложный. Он продолжается, но идёт не так, как нам хотелось бы. Во многом это связано в данный момент с влиянием украинского кризиса, но было бы упрощением сводить все проблемы в наших отношениях только к Украине.
У нас и до этого кризиса некоторые треки сотрудничества буксовали. Могу привести два примера. Во-первых, это безвизовый диалог и параллельно шедший диалог о визовых упрощениях. Складывалась такая ситуация, что, как только мы приближались к позитивной развязке, на стороне ЕС возникали какие-то проблемы, и ситуация откатывалась назад.
Во-вторых, вопрос европейской безопасности. Помимо многочисленных инициатив России, а именно договора о европейской безопасности, вопросов взаимодействия по ПРО и придания ОБСЕ необходимой юридической основы, была и инициатива, России не принадлежавшая. Это так называемая Мезебергская инициатива 2010 года, когда со стороны канцлера Ангелы Меркель поступило предложение о создании совета министров иностранных дел России и Евросоюза, то есть органа, который бы занимался разработкой совместных внешнеполитических решений и совместным мониторингом их реализации. Идея была хорошая, и президент В.В.Путин на эту инициативу отреагировал положительно, но как только дело дошло до её реализации, выяснилось, что она поддерживается не всеми странами ЕС, и постепенно она была спущена на тормозах. Всё это можно считать доказательствами того, что проблемы начались не с Украины.
- Но Украина сделала очевидным дефицит взаимопонимания между Россией и ЕС?
- Применительно к Украине есть серьёзные вопросы к позиции Евросоюза, который сначала способствовал формированию иллюзий в украинском обществе относительно того, что же такое соглашение об ассоциации.
И в результате та молодёжь, которая вышла на улицы в первые дни Майдана, была убеждена, что подпись под соглашением об ассоциации фактически означает полноправное членство, которое на деле Украине никто не предлагал. И не предлагает.
Если бы деструктивная роль ЕС ограничилась этим, то, может быть, всё было бы не так страшно. Но когда протестное движение очевидным образом деградировало, и когда флаги Евросоюза и лозунги «Україна - це Європа!» быстро сменились портретами Степана Бандеры и откровенно антироссийскими воплями, ЕС продолжал его поддерживать. Поэтому Евросоюз несёт немалую долю ответственности за всё, что произошло потом.
Тем не менее, мы понимаем, что взаимодействие России и Евросоюза обусловлено и нашими историческими связями с Европой, и взаимодополняемостью наших экономик, и культурными узами, контактами между людьми и так далее. Поэтому мы от контактов с ЕС не уходим. Все заморозки, включая санкции, были инициативой ЕС. Какими будут наши отношения дальше? Посмотрим; думаю, что заранее загадывать смысла нет, нужно отталкиваться от фактов.
- Вы говорите о проблемном характере отношений с ЕС, который сложился ещё до Украины. Насколько велика роль идеологического фактора в том, что наши отношения складываются так сложно? Сейчас часто озвучивается мнение, что европейская политика уходит от прагматизма.
- Это, скорее, не идеологический момент, поэтому я не считаю, в частности, что мы столкнулись со «вторым изданием» Холодной войны. Ведь Холодная война была идеологическим противостоянием, борьбой двух непримиримых идеологий. Сейчас такого нет, здесь больше геополитики.
Обвиняя Россию в «аннексии» Крыма, наши партнёры редко задумываются, что расширение Евросоюза, по сути, сродни аннексии. Ведь страны-члены становятся перед выбором (на мой взгляд, искусственным): либо идти вперед в светлое будущее — с ЕС, либо назад в тёмное прошлое — с Россией.
Это неправильно. И тот шум, который был вокруг недавних выборов в Молдавии, — лишнее тому подтверждение.
- Отдельная тема в диалоге ЕС и России — это неоднородность позиций стран Евросоюза в отношении России…
- Я бы сказал, что — в отношении всего. Например, в вопросе миграции сейчас наблюдается глубокая трещина, проходящая, скажем так, вдоль Ла-Манша.
- Согласен, тема обширная. Но если сосредоточиться именно на отношении к России, как бы Вы охарактеризовали позицию Восточной Европы, в частности Прибалтики и Польши, по этому вопросу?
- Я бы и правда не стал всех в Восточной Европе причёсывать под одну гребёнку. Политические традиции в упомянутых Вами странах хорошо известны, поэтому трудно было ожидать, что, вступив в ЕС, они сразу от этих традиций откажутся.
Хотя наши коллеги из ЕС тогда, 10 лет назад, уверяли нас, что так оно и будет, и что новые члены ЕС очень быстро вольются в «общий поток». А получается, что они же во многом и определяют направление этого потока.
- В Западной Европе не замечают, что их риторика противоречит интересам ЕС? А если и замечают, то почему же никак не реагируют, не пытаются успокоить «молодёжь»?
- Они реагируют внутри, стараясь, так сказать, не выносить сор из избы.
Поэтому нередко дискуссии по российскому вопросу внутри ЕС проходят, скажем так, достаточно живенько. И даже остро.
- Как Вы думаете, есть ли у провокационной политики Прибалтики стратегическая цель? Или это мелкое хулиганство?
- Это их надо спросить. Я бы назвал это проявлением провинциализма в политике.
- Высока ли вероятность, что отношения пойдут по пути эскалации, в том числе — и стараниями Прибалтики?
- Надеюсь, что этого не произойдёт, и здравый смысл возобладает.
