21 августа 1991 года, после провала путча ГКЧП в Москве, Верховный совет Латвии принял конституционный закон «О государственном статусе Латвийской Республики», тем самым провозгласив полную независимость государства. О том, что происходило в те дни в Латвии, а также как изменилась жизнь в стране за это время, портал RuBaltic.Ru поговорил с непосредственным очевидцем событий – первым секретарём ЦК КПЛ 1990–1991 гг. и депутатом Европарламента 2009–2014 гг. Альфредом Рубиксом.
– Альфред Петрович, в Латвии прошли мероприятия, посвящённые 25й годовщине провала путча ГКЧП, и бывший председатель «Народного фронта» Дайнис Иванс в интервью газете Diena заявил, что всё тогда «решали мы сами». На Ваш взгляд, что происходило в те августовские дни в Риге?
– Дайнис Иванс принадлежал к той части КПСС, которая стала на путь измены советской власти, и сейчас он старается несколько приукрасить события и свою роль в них. Вспоминая те дни, сейчас я прихожу к однозначному мнению, что всё тогда решалось в Москве. Мы были в составе СССР, и три четверти населения поддержали его сохранение на референдуме.
К сожалению, этот момент Горбачёв не использовал, показав себя неспособным и слабым руководителем, что в конечном счёте и привело к распаду страны, так как руководители республик почувствовали слабость центральной власти и не упустили возможности этим воспользоваться.
Я не исключаю, что наставниками руководства Прибалтийских республик относительно того, как использовать сложившуюся ситуацию, были люди из Америки. Тот же Дайнис Иванс, который был тогда заместителем председателя Верховного совета Латвии, говорил, что в дни путча у них на столе стоял телефон прямой связи с Вашингтоном.
Ясно же, что они не с Компартией США советовались.
В свою очередь, в руководстве СССР тогда царил полный хаос. Поначалу я пытался дозвониться до многих в Москве, но все телефоны были отключены. Единственный, с кем мне совершенно случайно удалось связаться, это секретарь по сельскому хозяйству Строев, который сказал действовать на своё усмотрение. Тогда 19 августа я принял решение лететь в Москву, чтобы рассказать, что у нас происходит, но, к сожалению, не смог ни с кем встретиться и так ни с чем и уехал.
Печально, что члены партии, желавшие сохранения СССР, понадеялись на Горбачёва и ждали его команды, сами ничего не предпринимая. Закончилось же это для многих плачевно.
Бурокявичюс и Ермалавичюс, первый и второй секретари ЦК Компартии Литвы, были осуждены. Также посадили в тюрьму и меня. После своего ареста я написал Горбачёву два письма. Одно – как генсеку партии, второе – как народный депутат президенту СССР. В обоих письмах я ничего не просил, а просто объективно изложил ситуацию, в которой я находился. Однако ни на одно из них ответа я так и не получил.
– То есть, по Вашему мнению, одна из причин распада СССР – это действия (или, скорее, бездействие) Михаила Горбачёва?
– Да, но я также и не снимаю своей вины. Я тоже не был достаточно смел. Мне казалось, что люди, занимающие такие высокие посты, действительно умные и знающие, и возражать им и критиковать их действия совершенно не нужно. Я также выступал за «перестройку», но не понимал, а что конкретно нужно делать. Помню, как на заседании Политбюро я задал Горбачёву этот вопрос. Однако он лишь поднял меня на смех, выставив «мальчишкой», но на поставленный вопрос так и не ответил. Как оказалось, этот «мальчишка» был во многом прав и видел дальше руководителей страны.
– Сейчас говорят, что Латвия, выйдя из Советского Союза, сразу вступила в другой – Европейский союз. Также и Вы были и первым секретарём ЦК КПЛ, и депутатом Европарламента. Что есть общего, а что различно, по Вашему мнению, между этими двумя союзами?
– Если говорить про общее, то это огромная бюрократия, подчас доходящая до абсурда.
Например, во время Латвийской СССР на одном из заводов нашего министерства изготовлялись чайные ложечки, так радиусы загиба и закруглений этих ложечек нужно было согласовывать в головном институте, который находился на Урале. В свою очередь, во время моей работы в Европарламенте там как раз обсуждался вопрос о длине огурцов и допустимом размере клубники. Скандинавы постоянно говорили, что у них всё время была маленькая клубника: из-за малого числа солнечных дней другая она просто не вырастает. По мне, заниматься такими вопросами просто глупо, так что в излишней бюрократии оба союза похожи.
Если же говорить об отличиях, то могу сказать, что принятие законов, обязательных для исполнения во всех странах, в ЕС является довольно сложной и длинной процедурой. Я посчитал, что время от предложения идеи до её принятия может занять минимум два года. Вообще, на мой взгляд, главное отличие – в законодательстве. Если в СССР был один закон на всей территории, то в странах Евросоюза, как мы знаем, многие законы могут отличаться, что делает ЕС довольно неповоротливой во многих отношениях организацией.
– На Ваш взгляд, как Латвия изменилась за это время?
– Однозначно в худшую сторону.
Да, теперь депутаты могут выступать в Европарламенте на латышском языке, но только как сильно в Европе учитывают их мнение? Ведь вес Латвии на фоне всего ЕС очень маленький. Выступать с трибуны ты можешь сколько хочешь, но решать всё равно будут другие.
Латвия до сих пор не может достичь показателей ВВП, которые были до 1990 года.
Также, если по индексу человеческого развития в 1990 году Латвия была на 43 месте, то по последним данным – на 48м. Ещё у нас очень сильный отток населения. При капитализме рабочая сила является товаром, который продаётся там, где больше платят. Я очень много общался в аэропортах с людьми и могу сказать, что никто из них не покидал Латвию с радостью, все были вынуждены уехать из страны, потому что не могли здесь нормально жить, работать и растить своих детей. Так что, на мой взгляд, для большинства населения, безусловно, жизнь во время СССР была лучше.
– Вы говорили, что мнение Латвии в ЕС не особо учитывают. А в советское время его часто принимали во внимание?
– Конечно. Правда, система тогда была очень интересная. Все руководители знали, что если нужно что-то пробить, то во время сессии Верховного Совета или съезда КПСС нужно вложить это в уста выступающего рабочего, ведь с его мнением не считаться не могли. Так, например, идея строительства в Риге метро принадлежала рабочим, которые постоянно писали письма с тем, что из-за транспортных проблем они периодически опаздывали на работу.
У нас в Риге центрально-радиальное планирование, когда все дороги идут через центр, что существенно затрудняет переезд большой массы людей из Пардаугавы на ВЭФ, где тогда трудилось в одну смену около 10 тысяч человек. После этих писем нам пошли навстречу, и 2/3 затрат на строительство метро должен был оплатить союзный центр. В свою очередь, сейчас на разного рода жалобы и постоянно появляющиеся в прессе разоблачения наших чиновников никто не обращает внимания, и все эти люди продолжают работать, только меняя должности.
– Что ожидает Латвию в будущем? Куда она движется?
– Честно говоря, никаких перспектив я не вижу. У нас постоянно происходят протесты учителей, врачей, представителей научных профессий. Однако никакого улучшения в этих сферах я не вижу. Министры выходят к народу и говорят, что денег в бюджете нет. Но для чего тогда их избирали? Ведь для того и работает правительство, чтобы создать условия, чтобы эти деньги появились. У нас очень много разных планов национального развития, но ни в одном из них я не видел графу «где взять средства». Видимо, наши правящие думают, что они появятся из воздуха.
Все ищут какую-то «Нокию» для Латвии, но не будет у нас никакой «Нокии», если мы науку не будем поддерживать.
Поэтому, пока у нас такие условия, я не вижу, что здесь что-то может измениться в лучшую сторону.
Я считаю, что нужно поднять ответственность на всех уровнях для всех исполнителей, и только тогда, когда наши чиновники и министры будут отвечать за принятые решения, можно будет надеяться на улучшение ситуации.
