Перед коллегией по уголовным делам Витебского областного суда в 1977 г. предстали: уроженец Невеля Василий Богданов, житель города Черемхова Иркутской области; Иван Бурулёв, житель Тулы, родом из деревни Малые Жолуды Городокского района; Василий Иванов, уроженец деревни Заболотье Демидовского района Смоленской области, на момент ареста — витебчанин; и Виктор Лешкун — житель Риги. Последний в начале 1950-х гг. уже был осужден за измену Родине, но в 1955 г. амнистирован.
Все они в году войны были нацистскими полицаями на витебщине в оккупированной нацистами Белорусской ССР.
Одним из очевидцев судебного процесса по делу четырех изменников был витебчанин Виктор Грузневич. Виктор Михайлович поделился воспоминаниями.
Отправляясь на заседание, Виктор Михайлович знал, что подсудимых обвиняют в каких-то военных преступлениях, но и предположить не мог, что это полицаи — именно те, кто в годы войны вместе с немцами истязал, расстреливал, сжигал живыми, умертвлял в «душегубках» советских людей, предавал патриотов, грабил мирное население и прислуживал своим фашистским хозяевам.
Первое, что поразило, — переполненный и гудящий Дворец культуры. Граждане, которым не досталось кресло в зрительном зале, плотной массой заполнили проходы. На тот момент 33 года прошло после освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков, но по лицам и реакции людей можно было судить, что боль и гнев в их душах не утихли — как будто всё было не далее как вчера.
Судья был встревожен. Да, процесс призван стать показательным, но беспорядков нельзя допустить. Обвиняемых в измене Родине и убийствах советских граждан доставят под усиленной охраной. Однако и гнев людской слишком силен. Из разных уголков Витебщины прибыли те, кто в полной мере пережил ужасы оккупации и сам был на волосок от гибели; те, на чьих глазах изощренно, варварски убивали близких людей. Между тем приговор, который прозвучит через несколько дней, должен быть безупречным с юридической точки зрения: степень наказания — только по установленным эпизодам преступных деяний. И если кто-то из полицаев избежит высшей меры, не прорвутся ли слишком эмоциональные граждане к осужденным?
Полицаев оперативной команды СД № 9, штаб которой в годы войны находился во временно оккупированном Витебске, — Лешкуна, Богданова, Иванова и Бурулёва — доставили в зал в наручниках. По словам Виктора Грузневича, их провели по служебной лестнице с обратной стороны от парадного входа. Когда эти четверо вышли на сцену, зал возмущенно загудел. Послышались отдельные выкрики: «Предатели!.. Убийцы!.. Всех расстрелять!»
Свидетельские показания давали не только очевидцы и жертвы нацистского террора, но и сами полицаи, которые уже были привлечены к уголовной ответственности за измену Родине. Кто-то из четверых подсудимых бросал со злостью своим бывшим подельникам: «А ты, с.., лучше, что ли? Вспомни, тварь, что сам творил! Уж я-то знаю!». Судья то и дело призывал обвиняемых к порядку: «Перестаньте выкрикивать! Вам дадут слово. Вы сможете сказать все, что посчитаете нужным».
Все четверо, находившиеся на сцене Дворца культуры в левом углу, в июне 1944 года принимали участие в расстреле не менее 120 советских граждан. Но каким был вклад каждого из обвиняемых?
Свидетель Леонид Диденко: «Расстрел арестованных советских граждан, приконвоированных из Лепеля, производился во время отступления команды СД-9 на запад. Расстрел производился на окраине леса, примерно в 700 — 800 метрах от хуторов… Когда группа арестованных, примерно 120 мужчин и женщин, была доставлена к месту расстрела, унтерштурмфюрер Дитрих через переводчика Дика отдал приказ о расстреле. Когда Дик повторил это на русском языке, приконвоированные женщины подняли крик и плач. До этого они думали, что их доставляют в другой лагерь… Полицейский Рябец Иван стрелял по арестованным из ручного пулемета. Из карабинов и винтовок стреляли по ним Бурулёв Иван, Шидловский Василий, Москалёв Фёдор…»
Обвиняемый Лешкун: «Во время стрельбы я за всеми не наблюдал, поэтому не могу сказать, кто сколько сделал выстрелов в обреченных узников… В приконвоированных нами узников стреляли все полицейские. Уклониться от производства выстрелов никто не мог, так как за нами наблюдали нацисты и проверяли наше оружие».
Суд приговорил: Лешкуна и Богданова — к 15 годам лишения свободы, Иванова и Бурулёва — к высшей мере наказания.
Вскоре стало известно, что в тот же вечер Иванов орал, когда его вели в камеру: «Мало, мало я вас стрелял! Надо было больше! Всех, всех бы вас удавил!» И тот же Иванов, вымаливая себе жизнь, напишет в адрес Верховного суда БССР: «Все послевоенные годы меня мучает совесть за то, что я в трудный час смалодушничал, предал Родину, стал пособником врага, исполнителем его жестокой воли… Передо мной стоит одна главная цель: искупить свою вину перед советским народом. Чтобы выполнить эту задачу, мне нужна жизнь».
Президиум Верховного Совета БССР, учитывая активную карательную деятельность и личное участие Бурулёва и Иванова в убийствах и истязаниях советских людей, отклонил ходатайство обоих о помиловании. Их расстреляли 9 декабря 1977 года.
Источник: Когда эти четверо вышли на сцену, послышались отдельные выкрики: «Предатели!.. Убийцы!.. Всех расстрелять!» Истории страшного предательства // «Витьбичи»; Вместе с немцами участвовали в массовых изощренных убийствах советских граждан, боях с партизанами. О карательной деятельности и ужасных преступлениях предателей // «Витьбичи»
