Первоначальный тон писем немецких солдат из-под Сталинграда был бравый. Немецкая армия, несмотря на большие потери, продвигалась вперед. Казалось, еще немного — и город на Волге падет.
Из письма Гейни Берингеру в Нюрнберг
ефрейтора Людвига Ляндштейнера,
п/п 47123,19 JCI.1942
Мы находимся в четырех километрах от Сталинграда. Четыре дня мы отдыхали, а затем снова наступление на Сталинград. Бои были тяжелые, а сейчас стали еще тяжелее. Но через два-три дня Сталинград падет, мы надеемся на это. Мы расположились в лощине и защищаемся от воздушных налетов. Самолеты кружат над нами днем и ночью. Самое скверное вечером: небо полно русскими машинами.
Из письма неизвестного солдата, 12. IX. 1942
Завтра мы опять выходим на передовую, где, надеюсь, вскоре будет произведена последняя атака на оставшуюся незанятой нами часть Сталинграда и город окончательно падет. Но противник защищается упорно и ожесточенно.
Из письма бабушке баронессе Габриэле Блейлебен обер-лейтенанта Альфреда Клейн-Визенберга,
п/п 08365, 18.IX.1942
В эту зиму мы удирать не будем, русский такого счастья не дождется. У нас хорошая позиция: если Волга не замерзнет, то у нас будет спокойно, нам не придется бояться, что в одно прекрасное утро русский появится перед нашим блиндажом.
19 ноября 1942 г. началась Сталинградская наступательная операция под названием «Уран». В контрнаступление пошли войска трех фронтов — Юго-Западного, Сталинградского и Донского. С этой битвы начался перелом в Великой Отечественной войне, а интонация в письмах немецких солдат и офицеров из Сталинграда кардинально изменилась. Немецкая 6-я армия Паулюса оказалась в окружении. И с этого момента приказы, официальные сообщения тех дней не могут конкурировать по эмоциональному заряду и выразительности с письмами, дневниками и воспоминаниями простых солдат и генералов..
Из письма вахмистра Оппермана жене,
20.XI. 1942
Опишу вам в немногих словах мои дела и переживания. С мая по конец октября мы все время находились в наступлении; много пережили и проделали, постоянно под угрозой смерти. До Дона война была еще терпима. Но у предмостного укрепления на Дону русский начал наносить нам такие удары, что мы часто впадали в полнейшее отчаяние. Здесь истреблялись целые роты и батальоны, это была настоящая мясорубка, — и, несмотря на эти жертвы, мы не смогли продвинуться вперед ни на метр. После того как мы пробыли 2–3 недели на позиции у Дона, нас направили по пути наступления на Сталинград. Здесь еды было мало: пустынная местность, пересекающаяся болотами. Справа, слева и далеко впереди нас велись ожесточенные бои по всем направлениям военного искусства. Снова началась битва не на жизнь, а на смерть. Что здесь творилось и как ведется сейчас война в Сталинграде, словами описать невозможно. Тут идет сражение на уничтожение живой силы и техники в таких размерах, каких еще не знал и не переживал мир. Тот, кто выберется из Сталинграда невредимым, а не останется калекой или не будет убит, может считать себя особенно счастливым и благодарить своего творца и владыку. Здесь земля как бы перепахана снарядами и танками. Все дома и ориентиры сожжены артиллерией или взорваны. Лучше не говорить родине всего. Скажу вам лишь одно: то, что в Германии называют героизмом, есть лишь величайшая бойня, и я могу сказать, что в Сталинграде я видел больше мертвых немецких солдат, чем русских. Кладбища вырастали каждый час. Могу на основании нашего опыта сказать: Сталинград стоил больше жертв, чем весь Восточный поход с мая по сентябрь.
Война в России закончится только через несколько лет. Конца не видно. Жаль, что мы вынуждены переживать подобное время и что мы родились и существуем в такую эпоху. Пусть никто на родине не гордится тем, что их близкие, мужья, сыновья или братья сражаются в России, в пехоте. Мы стыдимся нашей жизни.
Из письма невесте унтер-офицера Георга Кригера,
631-й тяжелый артиллерийский дивизион
86-го артиллерийского полка 118-й пехотной дивизии,
п/п 00704, 30.XI.1942
Мы находимся в довольно сложном положении. Русский, оказывается тоже умеет вести войну, это доказал великий шахматный ход, который он совершил в последние дни, причем сделал он это силами не полка и не дивизии, но значительно более крупными.
Из дневника ефрейтора М. Зура,
8.XII.1942
Надеюсь, что вы все здоровы, чего обо мне сказать нельзя. Прожитые нами восемь недель не прошли для нас бесследно. Многих, которые раньше обладали хорошим здоровьем, уже нет, — они лежат в холодной русской земле. Я все еще не могу понять, каким образом русский смог собрать столько войск и техники, чтобы поставить нас в такое положение, в каком мы находимся и по настоящее время. Я слышал, что в излучине Дона немецкие соединения перешли в контрнаступление с тем, чтобы освободить нас, так как долго подобной жизни мы не выдержим. Это самые тяжелые недели во всей моей 30-летней жизни. Вдобавок, я нахожусь с моим отделением на расстоянии 50–60 метров от русского. Счастье, что он здесь пока не переходит в атаку. Нам обещали, что сменят нас к празднику; затем сказали, что обязательно сделают это еще в старом году, но все это — одни обещания. Теперь мы хотим надеяться, что первые дни нового года принесут нам освобождение. Как вояки, мы теперь никуда не годимся.
Источник: «...Хоть раз напишу тебе правду». Письма солдат вермахта из сталинградского окружения. — М.: РОССПЭН, 2013;
