В Польше обострилась дискуссия о Волынской резне 1943 года, когда украинские националисты массово убивали поляков. Украинские общественники написали письмо с просьбой о прощении, а в Сейме Польши задумались об увековечении трагичной даты. О вопросах истории и их влиянии на отношения между Варшавой и Киевом RuBaltic.Ru рассказал кандидат политических наук, сотрудник Института политических наук Варшавского университета Бартломей ЖДАНЮК.
– Господин Жданюк, недавно украинские общественные и церковные деятели написали полякам письмо, в котором попросили прощения за Волынскую трагедию. Как Вы оцениваете данное обращение?
– Думаю, это очень правильный шаг. Считается, что в 1943 году отряды УПА* и других украинских националистических отрядов убили порядка 60 тысяч поляков только в одной Волыни, без учёта убийств, происходивших по территории Галичины. В свою очередь, убитых поляками украинцев было порядка 2–4 тысяч. Это очень болезненный вопрос истории Второй мировой войны, который, по большому счёту, не поднимался с 1945 года по сегодняшний день. Поэтому полагаю, что для польско-украинских отношений подобная просьба о прощении – хороший посыл. Следующим закономерным шагом стало бы открытие украинских архивов, чтобы мы смогли узнать, что же случилось на самом деле в 40-е годы прошлого века. Мы бы узнали, где похоронены погибшие, и поставили им памятники. Это единственный путь, единственная дорога в будущее.
– Авторы письма также предложили установить общий день памяти жертв польско-украинских конфликтов. Как Вам эта идея?
– Что касается 1943 года, то сложно сравнивать жертвы. Поляков погибло в 10–15 раз больше, то есть убийства в основном совершали украинцы. Может быть, потом, со временем, идею некой совместной даты будет целесообразно рассмотреть, но на данном этапе в польско-украинских отношениях самое важное – рассказывать об исторических истинах. Что было? Кто кого убивал? Надо сказать это. Не обсуждать даже вину, а хотя бы сказать правду. Это надо делать уже сейчас. О более глобальных последствиях говорить пока рано. Главное, чтобы так называемые «белые пятна», исторические моменты, про которые не всё известно, стали максимально доступными для исследователей и печати.
– Как письмо украинцев восприняли польская общественность и пресса?
– Поляки однозначно восприняли его позитивно. Я так скажу: никто в Польше не считает ни Украину, ни украинцев врагами. Общество не ощущает никаких угроз, исходящих от Украины, ни для польского суверенитета, ни для развития страны. Поляки ездят в Украину без виз. Существует множество совместных проектов, особенно в вопросах экономики. Проблемные вопросы истории между нами есть, но всё же не такого масштаба, как, к примеру, разногласия во взглядах на историю между Польшей и Россией.
Нам стоит прийти к пониманию того, что произошло в июле 1943 года, когда украинцы убивали поляков, и чётко объяснить это людям.
Пока что нет попыток ни с одной, ни с другой стороны политизировать эту тему.
– В Сейме Польши предлагают сделать 11 июля Днём памяти жертв геноцида УПА-ОУН. Насколько эта мера своевременна и как она скажется на отношениях с Украиной?
– Лично я думаю, что такой день нужен. Но, скорее всего, это будет не выходной, а обычный рабочий день, при этом посвящённый именно жертвам. Люди должны помнить об этом. Ведь 60 тысяч человек погибло! Причём подавляющее большинство их – мирные жители, а вовсе не солдаты. Надо понять, что УПА занимала деревни, где не было никаких отрядов польских партизан, и просто убивала мирных людей. Память об этих трагичных событиях важна, но это не означает, что сразу по этому поводу должны быть какие-то враждебные отношения с Украиной.
Да, в Украине есть случаи героизации УПА, и во время Майдана они были, но при этом мы пока не видим никакой политики агрессии со стороны Украины по отношению к Польше.
Наоборот, украинцам ясно, что главный выход в Европу лежит через Польшу. Другого попросту нет.
Что ещё очень интересно: в 2008 году, при тогдашнем президенте Польши, покойном Лехе Качиньском, была 65-я годовщина Волынской резни. Поначалу его приглашали принимать участие в различных мероприятиях, посвящённых этой дате. А потом он стал отказываться, говоря, что будущее польско-украинских отношений очень важно, поэтому, может быть, не надо сейчас этот вопрос поднимать. Но всё-таки поляков он волнует. Есть пострадавшие семьи, родственники жертв. Есть те, кому удалось спастись в 1943 году. Поэтому действия по увековечению этой памяти будут, но вряд ли они примут политическое измерение, особенно если с украинской стороны найдутся доброжелатели, которые откроют архивы и захотят просто сказать правду. Политика может периодически вмешиваться, но рядовой поляк прежде всего хочет правды.
– Получается, Лех Качиньский стремился не заострять внимание на болезненных исторических вопросах с Украиной? Можно ли тогда сравнить этот подход с политикой его брата Ярослава, лидера партии «Право и справедливость»? Ведь президент Анджей Дуда, наоборот, взял курс на так называемую «наступательную» историческую политику.
– Историческая политика имеет множество форм. То, что президент не принял тогда участия в мероприятиях, не означает, что он отрёкся от поддержки исторических исследований. Фактически в исторической политике «ПиС» ничего не изменилось. Местами она стала более резкой, прямолинейной и грубоватой, но сущность её не отличается от того, что было раньше.
Просто «ПиС» не нравится – как и многим полякам, кстати, – что Польша вдруг стала каким-то оккупантом или агрессором.
Другое дело, что многие государства используют историю в политических целях. Раз другие так делают, не знаю, почему Польше нельзя поступать так же. У поляков есть свои аргументы.
– Украина сейчас активно «идёт в Европу». Курс на евроинтеграцию помогает сгладить исторические противоречия с Польшей?
– Во-первых, в Польше, конечно, все поддерживают стремление Украины сблизиться с Западом.
Но уже не ощущается такого энтузиазма и интереса, который был во время «оранжевой революции» 2004 года.
Поляки видят, что в Украине есть коррупция, при этом понимают, что Киеву надо помогать (хотя это и бесполезно, пока украинцы сами с коррупцией не справятся). Во-вторых, весомый аргумент: украинцев мы видим. Украинцев в Польше много. Считается, что порядка миллиона человек из Украины живут в Польше. Все уборщицы в Варшаве – украинки. Все наёмные рабочие в сельском хозяйстве, сборщики клубники и так далее – украинцы. В отличие от тех же россиян, украинцев мы часто видим. С ними есть отношения на личном уровне. Отношения между Польшей и Украиной в принципе очень богатые. Поэтому историческое измерение отношений и вообще вопросы исторической памяти на их фоне кажутся менее существенными и теряются в обилии человеческих контактов. Поэтому, для сравнения, с Россией, неофициальных контактов с которой намного меньше, чем с Украиной, исторические моменты кажутся более весомыми.
– Вы ощущаете готовность украинских властей и исторического сообщества к совместному поиску правды?
– Главное – они не считают поляков врагами. А откроют архивы или нет, я не знаю. Это будет политическим решением Киева. По этому поводу было много скандалов и дискуссий ещё с 1990-х и начала 2000-х. Во Львове тогда разразились споры вокруг кладбища «львовских орлят». Мы так называем поляков, в основном молодых людей и подростков, которые в 1918 году защищали Львов, чтобы он стал польским городом, а не украинским. В межвоенный период во Львове было их кладбище. В советское время его запустили и разрушили. Власти украинского Львова потом долго не соглашались его восстанавливать.
Не сомневаюсь, что открытие архивов, дискуссии и обмен мнениями – процесс не на один день, а на много лет. Но важнее личные отношения. Многие украинцы, приезжающие в Польшу, говорят, что УПА и всё, что с ней связано, – это скорее лозунг, а действия украинских националистов против поляков в 1943 году они не поддерживают. Отношения на личном уровне сильно помогают преодолению исторических конфликтов. Так было с Францией и Германией, где тяжёлая совместная история была компенсирована отношениями между людьми.
*УПА, запрещенная в России экстремистская организация — прим. RuBaltic.Ru
