Первого президента постсоветской Латвии Гунтиса Улманиса не узнали в собственной стране. На пограничном контроле в Рижском аэропорту экс-президента спросили, говорит ли он по-латышски. Казус Улманиса показателен тем, что Гунтис Улманис — это внучатый племянник диктатора Карлиса Улманиса, единственного по-настоящему памятного латышам государственного деятеля в истории Латвии, значимость которого в общественном сознании подчеркивает ничтожность и малозначимость ее постсоветских руководителей.
Гунтис Улманис родился в 1939 году и до 1955 года носил фамилию приемного отца — Румпитис. В 1941 году, после присоединения Латвии к СССР, двухлетнего Гунтиса вместе с другими родственниками диктатора Карлиса Улманиса депортировали в Сибирь.
Вернувшись в Латвию в 1948 году, Гунтис Улманис закончил школу, поступил в Латвийский университет и вернул себе фамилию «великого и ужасного» дяди. С такой громкой фамилией в паспорте Улманис-младший вступил в КПСС, работал в Рижском исполкоме и дорос до директора комбината бытовых услуг Рижского района.
Фамилия «Улманис» в постсоветскую эру сделала директора рижского Дома быта президентом Латвийской Республики: в 1993 году Улманис-младший стал первым главой независимой Латвии после Улманиса-старшего.
Вторая Латвийская Республика старалась в мельчайших деталях воспроизвести ту, первую, что закончилась 50 лет назад, после 1940 года. Та же Конституция, те же органы власти, та же система власти, та же символика, та же валюта — все то же, что было в досоветской республике.
Гунтис Улманис в этой эйфории поиска утраченного времени оказался как нельзя кстати. Директор комбината бытовых услуг стал латышским Наполеоном III — «маленький племянник большого дяди». Выбрав его президентом, Сейм Латвии мог с гордостью констатировать: все у нас теперь, как при Улманисе. Президент — и тот Улманис.
Правда, Улманис-старший, в отличие от племянника, никогда не был в КПСС. Да и осуществлял свои скромные полномочия Улманис-младший по Конституции, действие которой остановил его грозный дядя. Карлис Улманис ликвидировал в Латвии демократию: в 1934 году премьер-министр Улманис устроил военный переворот, распустил парламент, разогнал все партии, запретил газеты, назначил себя президентом и узурпировал власть в стране.
Сложно представить, какой логикой руководствовались депутаты Сейма, когда выбирали президентом демократической Латвии человека, единственная заслуга которого в том, что он племянник «народного вождя» Улманиса. Если хотели показать преемственность, то с чем — с диктатурой? Или они хотели дать латышам яркий образ, который оправдал бы тот факт, что после полувека «советской оккупации» к власти в Латвии пришли комсомольские организаторы, «красные директора» и функционеры КПСС?
Если так, то создать из второго Улманиса яркий образ не удалось.
На прошлой неделе первого президента постсоветской Латвии не узнали пограничники в Рижском аэропорту.
В зоне досмотра сотрудник службы безопасности аэропорта спросил «отца нации», понимает ли он по-латышски. Опешивший Улманис решил, что ослышался. «Говорите ли вы по-латышски?», — громко и отчетливо повторил сотрудник аэропорта и, дождавшись от экс-президента неуверенного кивка, попросил его снять пиджак и вынуть из карманов металлические предметы.
На беду Улманиса, рядом с ним в очереди на досмотр стояла профессиональная журналистка. Она не преминула растрепать на всю Латвию, что народ забыл, как выглядит первый президент Латвийской Республики. Через несколько часов про неудобную ситуацию, в которой очутился бывший глава государства, написали основные латвийские СМИ.
Казус Гунтиса Улманиса не был бы столь символичен, не будь вышедший в тираж политик внучатым племянником того самого Улманиса. История и современность Латвии небогаты на выдающихся деятелей.
Диктатор Улманис — едва ли не единственный пример настоящей исторической личности в длинном ряду полнейших ничтожеств, правивших досоветской и современной Латвией.
Фигура «народного вождя» мифологизирована латышами. Карлис Улманис для титульной нации — воплощение «сильной руки», которой так не хватает сегодня Латвии. «Улманис придет — порядок наведет», — заветная мечта латыша, наблюдающего бессмысленную чехарду коалиций, правительств, партий-однодневок и политиков-дешевок.
Народ из Латвии бежит быстрее, чем когда-либо в ее истории, нищета и безнадежность прут из каждого угла тем больше, чем громче чиновники рапортуют об «успехах». Надежды на светлое будущее в НАТО и Евросоюзе больше не греют — вступила давно Латвия и в НАТО, и в Евросоюз, а светлого будущего нет как нет. Только и остается, что надеяться на реинкарнацию «народного вождя», который вернется и все поправит.
Однако кандидаты в «новые Улманисы» настолько мелки и убоги, что электорат не узнает их в лицо, путает их фамилии и должности, которые они занимали и занимают.
Улманиса-младшего, первого главу послесоветской Латвии, не узнали в аэропорту, а узнали бы там Валдиса Затлерса или Андриса Берзиньша? Латвийские читатели еще помнят, кто это такие? Это тоже бывшие президенты Латвии. А как они выглядят — многие помнят?
Пожалуй, все помнят Вайру Вике-Фрейбергу. Первая в Латвии женщина-президент, 10 лет была «лицом» страны, да и память оставила о себе крепкую, поскольку очень уж сильные эмоции вызывала во времена президентства. Правда, эмоции эти провоцировались поступками опять же мелкими, жалкими и убогими. Одно рассуждение про русских ветеранов Великой Отечественной войны, которым 9 мая нужно, чтобы «класть воблу на газету, пить водку и петь частушки», чего стоит.
Зато в Латвии забывают как страшный сон имена и лица премьер-министров полутора с лишним десятков латвийских правительств. Годманис, Калвитис, Биркавс, Криштопанс — кто их теперь припомнит?
За 27 лет «второй независимости» Латвия не породила ни одного выдающегося государственного деятеля, которого стоило бы знать и помнить ныне живущим и будущим поколениям.
Жители страны сегодня путают действующего президента Раймонда Вейониса с действующим премьером Марисом Кучинскисом — куда уж им помнить политических пенсионеров?
Последним это, конечно, обидно. Они-то себя считают историческими личностями, притом выдающимися. Какой для них выход? Вешать на себя таблички с напоминанием согражданам, кто перед ними и чем этот человек славен в латвийской истории. Например, «Я — Валдис Домбровскис: при мне в Латвии произошла история успеха и уехало 100 тысяч человек». Или «Я — Лаймдота Страуюма: это в моем правительстве украли банк Citadele».
С такими табличками избиратели непременно будут узнавать в Рижском аэропорту своих избранников. Главное — не попасться на глаза гастарбайтерам, стоящим в очереди на лоукостер до Лондона. Узнав свою «элиту», эта очередь непременно пойдет ее бить.