Советский Союз заплатил за победу в Великой Отечественной войне колоссальную цену — миллионы погибших, тысячи разрушенных городов и сожженных деревень. Непростой оказалась судьба и тех, кто оказался в зоне оккупации и стал жертвой нацистских карателей и их пособников. После освобождения территорий началась масштабная работа по выявлению преступников, однако многие из них десятилетиями избегали возмездия. Некоторые, как Григорий Васюра, организатор расправы в Хатыни, или Антонина Макарова, расстрелявшая сотни людей, десятилетиями жили под чужими именами, выдавая себя за добропорядочных граждан. Почему же советским органам госбезопасности не удавалось найти их сразу?
Сразу после освобождения оккупированных территорий началась работа по фиксации злодеяний нацистов и их пособников. Уже в феврале 1942 года НКВД издало директиву, определявшую круг лиц, подлежащих преследованию: это были те, кто участвовал в карательных операциях, выдавал партизан, служил в полиции или участвовал в уничтожении мирного населения. Однако те, кто лишь вынужденно сотрудничал с оккупантами в хозяйственных вопросах, под репрессии не попадали.
В ноябре 1942 года была создана Чрезвычайная государственная комиссия (ЧГК), которая занималась сбором свидетельств о военных преступлениях. К концу войны комиссия обработала десятки тысяч актов и сотни тысяч показаний свидетелей. Эти материалы легли в основу Нюрнбергского процесса и множества судов над нацистами в СССР.
Первые процессы над коллаборационистами прошли еще во время войны. В 1943 году в Краснодаре судили группу пособников гестапо, участвовавших в убийствах с помощью «душегубок». Приговор был суровым — публичная казнь перед десятками тысяч человек. Но такие случаи были возможны лишь тогда, когда преступников задерживали «по горячим следам», с полным набором доказательств.
Сложности начались, когда Красная Армия продвинулась дальше на запад. Каратели, понимая, что война проиграна, массово бежали с отступающими немцами, а затем пытались раствориться среди мирного населения. Некоторые, как Василий Подтынный (палач «Молодой гвардии»), даже успевали вступить в Красную Армию, получить награды и после войны жить под чужим именем.
Главная проблема заключалась в том, что система учета данных в СССР была несовершенной. Архивы были разрознены, а многие документы уничтожены во время войны. Кроме того, послевоенный хаос и масштабы разрушений затрудняли проверку каждого человека, находившегося в оккупации.
Еще одним фактором стала бюрократия и амнистии. Например, Василий Мелешко, один из карателей Хатыни, после войны был осужден за службу у немцев, но по амнистии 1955 года вышел на свободу. Формально амнистия не распространялась на убийц, но доказать его причастность к массовым расстрелам тогда не смогли.
Некоторые преступники годами жили, не скрываясь. Григорий Васюра, главный организатор хатынской трагедии, после войны вернулся в родную деревню, работал в совхозе, воспитывал молодежь и даже стал почетным курсантом военного училища. Его арестовали только в 1986 году — спустя 43 года после преступления.
Антонина Макарова («Тонька-пулеметчица») после войны вышла замуж, сменила фамилию и тридцать лет жила в Белоруссии, пока ее не опознали по случайной фотографии.
Существует миф, будто всех, кто побывал в оккупации или в плену, автоматически считали предателями. Однако статистика говорит об обратном: из 4,2 млн репатриированных гражданских лиц под подозрение попали менее 2%. Среди военнопленных репрессиям подверглись около 13% (в основном те, кто добровольно служил у немцев).
Но даже осужденные коллаборационисты часто выходили по амнистиям, а затем десятилетиями скрывали свое прошлое. В условиях отсутствия единых баз данных и цифровых технологий найти их было крайне сложно.
Истории Васюры, Макаровой и других нацистских пособников показывают, что многие палачи избежали наказания не из-за нежелания их искать, а из-за объективных трудностей: разрухи, несовершенства учета, бюрократии и человеческого фактора. Некоторые так и не были найдены, а иные даже стали «героями» в постсоветских странах.
Но главный урок этих историй в том, что зло умеет маскироваться — и порой для его разоблачения требуются не только годы работы, но и простая случайность.