Комиссия по правам человека и общественным делам Сейма Латвии сегодня рассмотрит вопрос о демонстрации Первым балтийским каналом программы «Человек и закон», в которой отрицалась официальная версий событий 13 января 1991 года у Вильнюсского телецентра. Цель обсуждения – изменение законодательства, которые позволят при аналогичном случае закрыть Первый балтийский канал в Латвии. По мнению латвийского политолога, эксперта Центра общественной политики Providus Иветы КАЖОКИ после запрета ПБК в Литве вероятность того, что и в Латвии конфликты власти и медиа будут решаться подобными методами, существенно возросла:
- Г-жа Кажока, как в латвийском обществе отнеслись к запрету в Литве Первого балтийского канала?
- Мне трудно комментировать отношение всего общества, потому что не проведены исследования по отношению латвийского общества к такому шагу Литвы. Но наблюдая за реакцией в твиттере среди тех людей, которые активно комментируют это событие, кажется, что среди латышей я вижу восторг от того, что сделали литовцы, а также давление на Совет по надзору за средствами массовой информации с требованием поступить с ПБК аналогичным образом в Латвии. Есть и критические по отношению к закрытию телеканала отзывы (их меньше), где люди говорят, что не надо повторять все те действия, которые предпринимаются в Литве, и не воспринимать как угрозу нашей государственности любую информацию.
Так что мнения разделяются, но большинство среди латышей скорее настроено на то, что и в Латвии должны быть приняты подобные меры. Большинство скорее на стороне литовских служб, гораздо реже встречается мнение, что такая реакция все же была непропорциональна.
Среди русскоязычных, мне кажется, не было такой же сильной реакции на эту новость.
Меня эта реакция нашего общества огорчает: я думаю, что наше общество все-таки достаточно сильное, чтобы не бояться разных точек зрения. Конечно, надо наблюдать за тем, соблюдает ли законы наше телевидение и наше радио, но я не думаю, что из-за одной-двух передач, в которых может появиться тенденциозно интерпретированная информация, нужно думать о жестких запретах. Более эффективная стратегия – это просто рассказать людям про другие версии, и в совместной дискуссии разобраться, что правда, а что нет.
Если бы такие сюжеты и передачи были частью осознанной политики телеканала, тогда, конечно, такая деятельность должна была бы восприниматься по-другому. Но в данном случае принятое решение не слишком хорошо для демократических обществ, потому что, как мне кажется, что мы все-таки можем сами разобраться, что является правдой, а что не является.
Самое плохое, что сейчас может произойти – это даже не закрытие того или иного телеканала, а то, что люди в Латвии и Литве начнут бояться высказывать свое мнение, опасаясь репрессий в виде цензуры и других похожих действий.
Я не оправдываю никого из журналистов и допускаю, что информация могла быть недостоверной, но последовавшая реакция очень и очень жесткая. Не думаю, что такая реакция укрепляет общество и государство. Если бы реакцией на этот сюжет было опровержение и публичные дискуссии с предъявлением доказательств своей правоты, то и литовское, и латвийское общество вышли бы из этой дискуссии более сильными. Мне кажется, что только в самых крайних случаях с публичными выражениями надо бороться административными методами.
- Можно ли сюжет, ставший основанием для запрета ПБК в Литве считать частью целенаправленной информационно-пропагандистской кампании этого телеканала?
- Я не слежу целенаправленно за тем, что показывает Первый балтийский канал, за исключением периодов выборов. На выборах этого года мне показалось, что новостная служба ПБК работала довольно корректно и не слишком отличалась от любого другого телеканала, который работает в Латвии. И когда я наблюдала за работой Первого балтийского канала 3-4 года назад, мне не казалось, что они меньше стараются транслировать антигосударственные взгляды. Тогда у них скорее была большая проблема, что многие новостные сюжеты оказались просто оплачены со стороны некоторых политических партий, поэтому они очень отличались по содержанию от сюжетов других новостных служб. Однако на последних выборах 2013 года, как я уже говорила, то, что делал Первый балтийский телеканал в Латвии, не слишком отличалось от других латвийских телеканалов.
- В Латвии бывали прецеденты подобного рода, когда телеканал отключался по политико-идеологическим мотивам?
- Иногда возникают какие-то споры по поводу того, как интерпретировать отдельные исторические или политические события. Это относится не только к Первому балтийскому каналу, но и к ТВ-5, который также вещает на русском языке и где были интересные, но в то же время провокационные дискуссии, после которых начиналось обсуждение вопроса, что можно говорить в Латвии, а что нельзя. Отдельные альтернативные версии у Первого балтийского канала были, но не больше, чем у других СМИ, которые вещают или пишут в Латвии на русском языке.
Первый балтийский канал воспринимается в Латвии как часть российского телевидения, хотя у него здесь частный собственник.
Местного контента, который создается непосредственно в Латвии или Прибалтике, у этого канала немного – основное содержание составляют российские программы и телефильмы.
Вопросы истории, интерпретации истории – это очень болезненные вопросы для нашего общества. Но мне до сих пор казалось, что мы можем разобраться с ними все-таки путем дискуссии, а не путем закрытия средств массовой информации.
- Вы упомянули, что ПБК принадлежит латвийской частной компании. Но ведь в связи с этим следовало бы ожидать, что латвийские дипломаты вступятся за своего резидента и налогоплательщика? Это практика, принятая во всем мире.
- Очень трудный вопрос. Этот собственник не воспринимается в Латвии как местный, о нем довольно мало знают, были критические статьи в латвийских газетах по поводу того, как строится этот бизнес.
Поэтому, когда упоминается Первый балтийский канал, то он вызывает ассоциации не с частной телекомпанией, а с российским телевидением – с «кремлевской пропагандой».
По моим оценкам, это не так: местная продукция этого телеканала не отличается существенно от продукции других телеканалов, даже тех, что вещают на латышском языке. Три-четыре года назад этого не было, но по текущему году я могу утверждать, что канал достаточно нейтрален.
Однако в латышской публичной сфере этот телеканал по-прежнему было бы очень трудно защищать: к нему сохраняется отношение как к ангажированному.
В прошлом имели место споры и даже взаимные перепалки в публичной сфере между представителями надзора за электронными СМИ и собственником Первого балтийского канала. Они были не по общественно значимым вопросам: представительница надзора некорректно отозвалась о собственнике ПБК в своем «твиттере».
Ясно, что Совет по надзору за средствами массовой информации тщательно наблюдает за деятельностью этого телеканала. Кажется, что если бы они там показывали что-то такое, что напрямую противоречит законам Латвии, то Совет бы это моментально заметил и не замедлил бы с ответной реакцией.
- В случае если бы на ПБК или каком-либо другом телеканале вышла программа, альтернативно официальной точке зрения интерпретирующая историю Латвии, реакция латвийских властей была бы аналогичной литовской, или все-таки более мягкой?
- До литовского прецедента, я бы сказала, что реакция была бы более мягкой. В латвийских СМИ уже были попытки альтернативно интерпретировать историю Латвии, но все ограничивалось публичными упреками с последующей отсылкой к свободе слова, либо мелкими штрафными санкциями. Все-таки закрытие телеканала на три месяца – это очень жесткая штрафная санкция.
Произошедшее в Литве увеличивает вероятность того, что это произойдет и в Латвии.
По таким вопросам важно, чтобы высказались суды, причем не только местные, но и международные суды по правам человека, потому что такая жесткая реакция на выражение свободы слова, даже если оно тенденциозно или искажает факты, должна быть очень хорошо обоснованна. В Латвии дискуссия о том, какие мысли можно выражать публично, а какие нельзя, идет постоянно, но такими огромными штрафными санкциями эти споры еще не кончались.
Латвийское общество таково, что подобные дискуссии неизбежны: у людей очень различается восприятие истории.
И до сих пор политика Латвии строилась на том, чтобы эти противоречия разрешать не запретами отдельных мнений, а публичными дискуссиями и хорошими историческими исследованиями, которые позволяют выявить правду в этих дискуссиях.
Но то, что произошло в Литве, дает преимущество тем, кто считает, что в Латвии не должно быть различных точек зрения по историческим вопросам, что должны быть жесткие штрафы за неправильные, по их мнению, интерпретации истории.
Поэтому ситуация в Литве создает возможность того, что нечто похожее может произойти и в Латвии, несмотря на то, что прежде подобные конфликты в Латвии разрешались гораздо более мягко.
