Историк Алексей Иванович Полянский пишет:
Судили Ежова в Военной коллегии Верховного суда Союза ССР на ее закрытом заседании.
Ежов ответил, что признается во всем, кроме шпионажа и террора. Он может «признать себя виновным в менее тяжких преступлениях, но не в тех, которые ему сформулированы настоящим обвинительным заключением…».
Председательствующий был вынужден констатировать этот отказ.
Подсудимому Ежову предоставили последнее слово перед вынесением Военной коллегией приговора по его делу.
«Я долго думал, как пойду на суд, как буду вести себя на суде, и пришел к убеждению, что единственная возможность и зацепка за жизнь — это рассказать все правдиво и по-честному. Вчера еще в беседе со мной Берия сказал: "Не думай, что тебя обязательно расстреляют. Если ты сознаешься и расскажешь все по-честному, тебе жизнь будет сохранена".
После этого разговора с Берией я решил: лучше смерть, но уйти из жизни честным и рассказать перед судом действительную правду. На предварительном следствии я говорил, что я не шпион, я не террорист, но мне не верили и применили ко мне сильнейшие избиения. Я в течение 25 лет своей партийной жизни честно боролся с врагами и уничтожал врагов. У меня есть и такие преступления, за которые меня можно и расстрелять, и я о них скажу после, но тех преступлений, которые мне вменены обвинительным заключением по моему делу, я не совершал и в них не повинен…
Я почистил 14 000 чекистов. Но моя вина заключается в том, что я мало их чистил. У меня было такое положение. Я давал задание тому или иному начальнику отдела произвести допрос арестованного и в то же время сам думал: ты сегодня допрашиваешь его, а завтра я арестую тебя. Кругом меня были враги народа, мои враги. Везде я чистил чекистов. Не чистил лишь только их в Москве, Ленинграде и на Северном Кавказе. Я считал их честными, а на деле же получилось, что я под своим крылышком укрывал диверсантов, вредителей, шпионов и других мастей врагов народа
Судьба моя очевидна. Жизнь мне, конечно, не сохранят, так как я и сам способствовал этому на предварительном следствии. Прошу об одном, расстреляйте меня спокойно, без мучений»
Суд удалился на совещание. По возвращении с совещания председательствующий объявил приговор.
«Приговор
Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР приговорила:
Ежова Николая Ивановича подвергнуть высшей мере уголовного наказания — расстрелу — с конфискацией имущества, лично ему принадлежащего…».
Ежова расстреляли на следующий день.
По данным писателя Бориса Камова, Ежова перед экзекуцией раздели до гола и отдали на расправу его бывшим подчиненным, которые стали его зверски избивать. Больше всех старался один полковник, хотя такого звания тогда в госбезопасности не было.
«В комнату для исполнения с желобками в полу и другими конструктивными усовершенствованиями, — пишет Б. Камов, — Ежова приволокли. И он уже мало чем напоминал живое существо. По одной версии, стрелять уже не было никакой нужды. И выстрелы были сделаны для порядка. А по другой — почти все сопровождающие пожелали разрядить в ненавистного наркома свои браунинги. Многие пистолеты были наградными, с серебряными монограммами на рукоятках».
В этом можно усомниться. Во-первых, приведение в исполнение смертного приговора было секретным мероприятием в НКВД, к которому не допускались даже его высокопоставленные сотрудники, и делать из него описанное Камовым побоище, нечто среднее между расправой с карманником на восточном базаре и расстрелом 26-ти бакинских комиссаров, никто бы не стал. Во-вторых, автор в недостаточной степени владеет информацией, признаваясь в том, что не знает, судили наркома, прежде чем казнить, или нет, и неверно сообщает читателям, что Ежова арестовали вместе с женой. Как известно, ко времени ареста он уже был вдовцом.
Весьма необычную картину казни Ежова приводит в своей книге «Два сталинских наркома» В.А. Ковалев.
«По рассказам очевидцев, в свои последние мгновения в глубоком сыром подвале Сухановской тюрьмы маленький тщедушный человек долго (?!) метался меж четырех стен, уворачиваясь (?!) от пуль. Казалось, они его не брали. Но это уже скорее напоминало конвульсию. Живым из этого подвала не выходил никто…»
Столь неточную стрельбу исполнителей приговора трудно объяснить. Скорее всего, перед прощанием со своим бывшим шефом они с горя или с радости крепко выпили. Другого объяснения нет, поскольку для бывшего хозяина Лубянки уж наверное бы нашли хотя бы одного «ворошиловского стрелка».
Тем не менее Ежова расстреляли. Не известно, сколько извели на это патронов и послали ли пули в качестве сувениров Берия.
Судьба Ежова была окутана таинственностью. О нем ходило много слухов.
Источник: Полянский А. И. Ежов. История «железного» сталинского наркома. — М.: Вече, АРИА-АиФ, 2001
