Танкист Валентин Николаевич Гаврилов вспоминает:
…На Кенигсберг наступали 7 апреля по улице Горького. Первый танк Ивана Кацапова подорвался на фугасе. Танк разнесло в клочья, башня отлетела на сто метров, от экипажа не осталось ничего. Мы продолжили наступление, вели бои с артиллерией и фаустниками. Характерно, что мы не воевали никогда так, как при штурме Кенигсберга. Обычно батальон развертывается на фронте в 1,5 километра и наступает. А тут мы шли в колонне друг за другом: первые три танка ведут огонь, остальные смотрят по сторонам — по кому стрелять. Плюс все улицы были в баррикадах. Пробивали их, шли вперед…
Получаю приказ — взять три танка и пройти на аэродром Девау. Зарядили пушки, идем. Там возле авиационного ангара стоит зенитная пушка и ведет огонь. Но что она танку сделает? Ничего! Наш первый танк раздавил эту пушку и весь расчет. А слева от меня стоит такая же пушка, но солдаты убежали. Остался один, поднял руку, бросил оружие.
Я спрыгнул с танка, и он на плохом русском говорит: «Я коммунист. Приказывал своим сдаться, но они убежали. Вы хорошо воюете». Он снял с себя крест и подарил его мне в знак признательности. Крест этот я сохранил, а потом отдал в школу. На кой черт он мне нужен?…
…Мы прошли к зданию, где была немецкая почта. Мой адъютант бежит: «Товарищ капитан, там немцы прячутся. Женщины, дети и восемь эсесовцев, они переодетые». Мы пошли туда, вывели всех из дома. Я говорю: «Русских не бойтесь, мы вас не тронем. Идите опять в подвал, посидите там два часа, пока мы не закончим бои, потом пойдете по домам».
А слева стоят женщины (с виду так казалось): длинные юбки, кофты и платки, только нос видно. Мой ординарец подскакивает, дерг за платок. А там лицо небритое — солдат грязный. Ветер дунет, под платьем сапоги видны. Этих солдат, которые прятались с гражданскими, я отпустил, отдал переводчику, чтобы он доложил командиру батальона.
Тут подбегает ко мне маленькая девочка, берет за палец и твердит: «Essen, еssen» — есть просит. Мы отдали ей половину дополнительного пайка, который получили накануне. Я ей повесил вещмешок на спинку, повернул и по попке подтолкнул, мол, беги к маме. Она засмеялась и подбежала к маме. Мать стоит — и никакой реакции. Молчит. Я понимаю, конечно. Мы — солдаты другие, из другой армии. Они все ушли в подвал…
Источник: оригинальная статья
