Культура Культура

Советник министра культуры: с фильмами о войне к российскому кино вернулся массовый зритель

Фильм — это жизнь, из которой вывели пятна скуки, утверждал британский и американский режиссер Альфред Хичкок. К кино о войне такая формула, пожалуй, применима в наибольшей степени. О зарубежных и отечественных кинофильмах, посвященных событиям Великой Отечественной и Второй мировой войны, аналитический портал RuBaltic.Ru в канун 9 мая поговорил с советником министра культуры Российской Федерации Владимира Мединского публицистом Андреем СОРОКИНЫМ:

— Г‑н Сорокин, практически каждый год в России и за рубежом в прокат выходят фильмы о событиях Великой Отечественной и Второй мировой войны. Почему, на Ваш взгляд, тема той войны столь востребована спустя 73 года?

— Потому что за прошедшие 73 года в мире не случилось ничего более значимого. Вторая мировая война — главное событие XX века. Это во-первых. Во-вторых, война — любая война — сама по себе обречена быть темой для художественного осмысления. Потому что это событие, которое выламывается за рамки обыденности, это высшее проявление драмы, трагедии. На войне все человеческие качества проявляются с наивысшим напряжением. И в-третьих, в нашем случае это еще более неизбежно, потому что для России Великая Отечественная война — это вершина истории, это вообще эталон национального самосознания, абсолютный эталон культурного кода. Великая Отечественная — это готовый кладезь национальной историко-культурной мифологии, где ничего и придумывать не надо. Все чудеса совершены в реальности, остается только пересказать это талантливо.

Советник министра культуры РФ Андрей Сорокин /Фото: Sputnik

— А для Запада?

— А для Запада это была другая война, просто Вторая мировая: делили сферы влияния, гешефты. Обычное дело.

В нашей истории и в нашей культуре не зря их четко разграничивают даже терминологически: Вторая мировая и Великая Отечественная. Так что с Западом мы находимся в осмыслении этой войны в разных культурных слоях.

Если же говорить о Второй мировой не как о событии чисто военном, а как о столкновении культур, цивилизаций, то мы вообще на разных полюсах. Россия, Советский Союз — победитель, собирательная Европа — потерпевшая. Европа проиграла не просто войну, она проиграла войну цивилизационную, столкновение двух типов культур.

Назовем вещи своими именами: нацизм — естественная вершина прогрессивной европейской мысли. Никакой другой вершины там быть не может — это обусловлено как минимум полуторатысячелетней логикой развития европейской цивилизации. Как минимум после Рима, чтобы совсем уж в Античность не углубляться.

Так вот, в 1945 году Советский Союз не просто победил Германию (кстати, ненависти к немцам у нас и не осталось). Случилось более страшное «преступление»: русская, советская культура всей мощью своего государства, своей экономики, своей Красной армии уничтожила нацизм — высшую форму передовой европейской мысли. И убедительно запретила впредь его практиковать. А если нацизм нельзя, то что остается от европейской культуры? Только историческая обида, унизительный страх перед неодолимой силой и, в глубине души, опасливая мечта о реванше.

Надо понимать: нам этого никогда не простят.

Первый Парад Победы на Красной площади, 1945 год. Поверженные штандарты гитлеровских войск /Фото: gazeta.ru

Если Вы посмотрите на европейское кино и литературу о войне, то увидите рефлексию побежденных, постоянные интеллигентские переживания и всхлипы о «неоднозначности», сложных отношениях добра и зла, культуры и варварства. Вот эта «гуманистическая» установка, что маленький человек — жертва чуждой ему злой истории, больших государств, ужасной войны, которая как бы из ниоткуда взялась. И постоянная незакрытая тема: что же всё-таки хорошо и что плохо? так ли уж плохо то, что русские запретили? ой, об этом нельзя, давайте лучше про Холокост! На самом деле отсюда же — утешительная для европейской культуры выдумка наших «прорабов перестройки» о «равной ответственности Гитлера и Сталина», о «войне двух тоталитарных режимов» и все такие глупости. Поэтому европейской культуре ближе не Вторая мировая война, а Первая — в ней нет такого культурного надлома, она была совсем привычным междусобойчиком, без составляющей цивилизационного конфликта.

— Например? В каких европейских фильмах это выражается?

— Из наиболее нашумевших и известных у нас это немецкое кино «Наши матери, наши отцы», «Сталинград».

Но самое удивительное, что наиболее удачное европейское кино о войне наловчились делать… в России. Знают же, что им там надо, знают нежные струны европейской души. Вот, например, Андрей Сергеевич Кончаловский и везет туда на фестивали замечательный в своем роде фильм «Рай», ровно по европейским культурным шаблонам и сделанный. И попробуй не дать ему какой-нибудь приз. А у русского зрителя этот фильм, естественно, отклика не нашел. Не потому что плохой, а потому что не для русского зрителя, нечего удивляться.

Кадр из фильма «Рай» А. Кончаловского /Фото: RFI

— А из американского кино?

— Это не европейцы — и американцы, и британцы. Культурно близкие Европе, но исторически самостоятельные. По отношению ко Второй мировой наши англосаксонские союзники близки к нашему пониманию. Они тоже победители, как и мы. Хотя, конечно, в своей культурной традиции. Для них Вторая мировая тоже мощный элемент национальной мифологии и пропаганды.

В этой мифологии Вторая мировая война — заварушка в какой-то Европе, в которой Америка вроде как кого-то победила, доказала свое величие и торжество американской мечты. Исторически и эмоционально им важнее война на Тихоокеанском театре: «Пёрл-Харбор» (2001), «Крейсер» с Николасом Кейджем (2016).

У нас это смотрят как абстрактный увлекательный вестерн. По-голливудски образцово качественный, но мало связанный с реальными событиями и тем более с нашей историко-культурной традицией.

Помните в «Ярости» атаку пяти танков «Шерман» под командованием Брэда Питта на один подбитый немецкий «Тигр», у которого снаряды на исходе и башня еле крутится? В реальной жизни у пяти здоровых «Шерманов» против одного еле живого «Тигра» нет ни единого шанса. А там ничего — хэппи-энд, строго по инструкции. Отличное кино. И глупо обвинять его в искажении истории.

Кадр из фильма «Ярость» Д.Эйера /Источник изображения: YouTube

Да, сюжеты выдуманы и зарифмованы под американское представление о прекрасном, что совершенно не наказуемо и не криминально. Просто у американцев есть свое национальное кино и они выстраивают национальную мифологию. Это нормально. Для этого кино и существует. Не разоблачать надо, а учиться.

Тем более, повторяю, нам-то вообще ничего придумывать не нужно. Если не ставить себе задачу врать, ни один исторический факт не пострадает: у нас любая быль на зависть любой сказке.

— Но при этом зарубежное кино о Второй мировой получает одобрительные отзывы, тот же «Дюнкерк» (2017).

— А это просто фильм хороший. Отчего ж о нём одобрительно не отозваться? Для нашего зрителя он дополнительно познавателен тем, что очень точно подчеркивает культурную и цивилизационную разницу между нами и Западом. Для нас война — вопрос выживания и угроза уничтожения народа, а «Дюнкерк» — это фильм про другую войну и другую мотивацию. Не лучше и не хуже, а просто другую. И еще раз напомню: да, это другая война и другой менталитет, но это наши союзники в той войне.

— И всё-таки чего ожидает зритель, покупая билет в кинотеатр на фильм о той войне?

— Встречный вопрос. На какие российские фильмы о Великой Отечественной войне в последние годы ходил зритель?

— «Сталинград» (2013), «Битва за Севастополь» (2015), «28 панфиловцев» (2016), ремейк «А зори здесь тихие…» (2015)...

— Согласен. Можно к этому списку добавить «Единичку» (2015), «Дорогу на Берлин» (2015), «Матч» (2012), «Белого тигра» (2012), «Брестскую крепость» (2010), «Пять невест» (2011) и более ранние — ремейк «Звезды» и «Мы из будущего». За редким исключением эти фильмы имели успех в прокате. «Сталинград» одно время был рекордсменом по кассовым сборам. Меньше повезло «Зорям…», еще меньше — и, я считаю, несправедливо — «Невестам», «Единичке» и «Дороге на Берлин». В 2018 году уже вышло три фильма о Великой Отечественной войне: «Рубеж», «Танки» и «Собибор».

Кадр из фильма «Собибор» К. Хабенского /Источник изображения: Кинопоиск

Зритель идет на кино, которое ему интересно. Идет по тем же причинам, по которым кинематографисты обречены его снимать, — мы с Вами в самом начале об этом говорили.

Для зрителя кино про Великую Отечественную — естественная культурная среда, естественный нравственный камертон. Ведь поколение Великой Отечественной — это непререкаемый образец помыслов и поступков.

Так сложилось, что военная составляющая в российской истории доминирует. Это нормально. Мы — страна, которая воевала слишком часто и слишком успешно, чтобы не иметь военной косточки в национальной культуре.

— Вы хотите сказать, что зритель ходит в кино, чтобы увидеть в нём что-то знакомое, что соответствует его системе ценностей?

— А зачем ему еще в кино ходить? Чтобы тупые хипстеры его жизни учили? Не дождетесь.

Даже больше скажу: военное кино — это своего рода система опознавания «свой — чужой». Потому что там всё просто: человек не «жертва истории», а ее творец и главный герой, вот эти — «наши», они правы по определению, а вот «не наши», они по другую сторону фронта. «Ведь у фронта два передних края», никакого «третьего края» у фронта нет. Очень полезное знание для морального здоровья общества.

— Три новых фильма, которые Вы назвали («Рубеж», «Танки», «Собибор»), вряд ли можно назвать успешными. Почему? Они не соответствуют требованиям или просто зрителя «перекормили» военным кино?

— Давайте три новых фильма не будем впопыхах рецензировать. Они действительно оказались менее успешными по сборам, чем рассчитывали. Обидно, но это бизнес, всякое бывает.

Однако соглашусь с вами: «перекормленность» военным кино действительно есть. Это объективно и… во многом было сделано сознательно Министерством культуры и лично Владимиром Мединским. Ну, может, немножко переборщили.

Мединский, заняв в 2012 году пост министра культуры, терпеливо решал задачу государственной политики: развернуть кино к зрителю. Ведь зрительские симпатии — единственный непобедимый наш аргумент в конкуренции с «глобальным голливудом». Самый очевидный рычаг такого разворота — это военно-историческое кино. К тому же лично министру это близко: дай ему волю — у нас вообще никакого другого кино не снимали бы, кроме как про войну.

В прошлом всё уже случилось: мы победили. Отношение народа, то есть кинозрителя, к Великой Отечественной не является секретом. Эта тема сама по себе задает кинематографу очевидные культурные, смысловые посылы и шкалу оценок. Их не нужно обсуждать, с ними не нужно творчески экспериментировать. Всё придумано, решено и сделано до нас. Надо выучить наизусть и исполнить.

И от обратного это тоже доказано. Масса нестандартных постсоветских «осмыслений» Великой Отечественной где начались, там и закончились. Они не нашли ни своего места в культуре, ни отклика у зрителей и закончились провалом. Например, «Сволочи» (2006) и сериал «Штрафбат» (2004). Напомню, что в 2012 году карьера министра Мединского тоже началась с конфликтов вокруг антиисторических фильмов «Четыре дня в мае» и «Служу Советскому Союзу». Это всего шесть лет назад было.

Нашему кино нужно было вернуться в нормальную систему ценностей. А в исторической тематике это система существует сама по себе, по определению. Как только стали выходить такие фильмы, зритель потянулся в кино.

Можно сказать, что педалирование героико-исторической тематики, в том числе военной, позволило российскому кинематографу вернуться в хорошую творческую, смысловую, ремесленную и кассовую форму. Именно с фильмами о войне к нашему кино вернулся массовый зритель, в том числе и рублем.

Фильмы о войне стали необходимым шагом — наведением смыслового, духовного контакта между зрителем и кинематографом. Я считаю, что у нашего кино это получилось. Прошлогодние рекордные кассовые сборы как раз об этом.

Кадр из фильма «Битва за Севастополь» С.Мокрицкого /Источник изображения: YouTube

Мы с вами обсуждаем фильмы о войне, но на самом деле фильмы о советских победах в космосе или в спорте — это тоже военное кино. Стилистически и по смыслу мало чем отличается.

Сегодня, и это видно по кассе, верительные грамоты вручены, российский зритель признал российское кино годным.

— Но Вы сами признаёте тем не менее, что слишком много фильмов о войне выходит в прокат. Значит ли это, что «мавр сделал свое дело» и фильмы о войне станут реже снимать?

— Нет. В этом году уже вышло три фильма, и до конца года выйдет еще столько же как минимум.

Зритель, может быть, и «перекормлен», но тема никуда не делась. Теперь, после возвращения военного кино на экраны и возвращения к нашему кино зрителя, начинается самое интересное — соревнование в качестве, творческий поиск, новаторство. Плавать научились — теперь пора и воду наливать.

На самом деле во всём виноваты… создатели «28 панфиловцев», мои друзья Андрей Шальопа и Ким Дружинин. Пусть это субъективно, но я считаю, что любое военное кино сейчас обречено на сравнение с «28 панфиловцами». По многим параметрам фильм получился эталоном современного кино о войне — художественным, идейным, эмоциональным. И по большому счёту они же тему и закрыли — подытожили советское кино о войне и сделали шаг в современное кино о войне.

Именно с «Панфиловцами» в российский кинематограф вернулись советские идея и эстетика, они выведены на современный технический и, не будем стесняться, рыночный уровень. И при этом под давлением зрителей наше кино отказалось от неуместных творческих экспериментов вокруг этой темы.

Кадр из фильма «28 панфиловцев» А.Шальопы, К.Дружинина /Источник изображения: Universal Pictures

Теперь нужно военную тему осмыслять на языке XXI века.

Что такое советское военное кино, которое мы любим? Поначалу это было фронтовое кино: «Два бойца» (1943), «В шесть часов вечера после войны» (1944) — в прямом смысле фронтовые агитки. Потом участники войны между собой вспоминали войну, это были первые эмоции: например, «Летят журавли» (1957). Тогдашние зритель и режиссер совсем недавно сидели в одних окопах и говорили о том, что происходило с ними лично.

Затем, начиная примерно с «Белорусского вокзала» (1971) и «В бой идут одни старики» (1974), отцы и деды рассказывают детям и внукам про войну. Причем для детей и внуков это не чужая история — разговор в семье, между собой о понятном всем событии. Во времена выхода этих фильмов участников войны было еще много. И слово «ветеран» ассоциировалось не с глубоким стариком, а с находящимся в расцвете сил и мудрости человеком старшего поколения.

Кадр из фильма «В бой идут одни старики» Л.Быкова /Источник изображения: YouTube

А потом у нас случился провал 1990‑х. В это время о войне должны были начать говорить между собой люди, войны не видевшие, но только слышавшие о ней от старших. И этот момент мы упустили — слили его на «Штрафбат», «Сволочей» и прочий «треш», дешевые подделки и попытки стать европейцами.

Для начала нам нужно было вернуться на твердую поверхность, то есть к нормальной системе ценностей в осмыслении темы Великой Отечественной войны. Мы это сделали.

Теперь перед российским кино стоит интересная творческая задача — создать современное востребованное кино о войне для людей, не видевших Великой Отечественной войны, знающих о ней только из книжек и фильмов.

Это кино, которое будет размышлять о войне своим умом на существующей исторической культурной базе. Это должно быть свое высказывание, взгляд нового поколения, его понимание и преломление набора ценностей, которые несет Великая Отечественная война.

Такой социальный заказ есть. Историю со сбором народных денег на «28 панфиловцев» даже напоминать неловко, настолько она хрестоматийная. Но в еще большем, общенациональном масштабе и ровно об этом же — «Бессмертный полк». Так случайно совпало, что он стал всенародным явлением одновременно с «Панфиловцами». Или не случайно?

Это вот о чём: День Победы перестал быть «праздником с сединою на висках», он стал праздником национальной идентичности — единственным очевидным общенациональным праздником России. Потому что именно победа в Великой Отечественной войне делает нас теми, кто мы есть.

Теперь зритель будет требовать от российской культуры осмысления войны именно в этом ключе. Да, это другие жанры, эксперименты, но они должны появиться. Чисто творчески это очень интересная задача. Сейчас интерес к военной теме несколько поутих — это явление естественное, но временное. Зритель ждет, когда ему предложат не пересказ советского кино, которое и так есть, и так классика, а что-то свое, новое.

Первой попыткой сделать подобное кино я считаю фильм «Мы из будущего». Это был поворот в правильную сторону: смычка современности с историей, когда наши современники в самом прямолинейном сюжете рихтуют себя под образцы абсолютно эталонного поколения победителей. Там же заложен важнейший культурный посыл: прошлое — это константа, менять мы можем только самих себя.

— Почему примерно половина российских фильмов о войне получают негативные отзывы кинокритиков?

— На то они и кинокритики. Лично мне интереснее мнение зрителей.


Читайте также: Спецпроект RuBaltic.Ru «Прибалтика в огне», повествующий об истории стран Балтии в годы Великой Отечественной войны

Читайте также
28 апреля 2018
Картина российского режиссера Ленара Камалова «Дежурство» (Phone Duty) о конфликте в Донбассе стала обладателем премии в номинации «Лучший короткометражный художественный фильм» на XVII международном фестивале «Трайбека» (Tribeca Film Festival, TFF) в Нью-Йорке.
20 июля 2017
Литовские политики упорно добиваются запрета на территории Литвы российских фильмов «Холодное танго» и «Викинг».
30 октября 2017
В рижском кинотеатре состоялись две скандальные премьеры: фильма «Волынь» польского режиссера Войцеха Смажовского, где рассказывается о преступлениях украинских националистов против поляков в годы Второй мировой войны, и картины российского режиссера Алексея Учителя «Матильда».
5 января 2015
Как часто Вы бродили среди декораций к любимым фильмам, сами того не замечая? А ведь узкие улочки старой Риги окунали в английский смог, черепичные крыши Таллина уводили в сказочную Скандинавию, а барочная архитектура Вильнюса погружала в итальянский колорит. Сегодня, совершив виртуальную экскурсию с героями фильмов, можно узнать много интересного не только о географии съемок, но и о том, что происходило вне света софитов.