Закон о школьной реформе, вызвавший недовольство и протесты русскоязычной части латвийского общества, 2 апреля был подписан президентом Латвии Раймондом Вейонисом. Обучение в школах национальных меньшинств будет переведено на латышский язык. С какими проблемами может столкнуться реализация реформы, к каким последствиям приведет и как повлияет на уровень социальной напряженности внутри латвийского общества, аналитическому порталу RuBaltic.Ru рассказал латвийский ученый, доктор наук Дмитрий БОЧАРОВ:
— Г‑н Бочаров, Вы писали, что перевод обучения в латвийских школах на латышский язык — это «ожидаемо и предсказуемо, но до глубины души больно». Расскажите, пожалуйста, о реформе. Почему Вы так отреагировали на ее утверждение?
— Реформа связана с переводом обучения в 10–12‑х классах на латышский язык; в 5–9‑х классах язык обучения заменят частично. При этом в 8–9‑х классах планируется около 80% уроков проводить на латышском.
В этой связи я рассматриваю два аспекта. Первый — эмоциональный. Многие представители русскоязычной общины Латвии волнуются о сохранении своей идентичности. Они принимают Латвию, знают латышский язык и культуру, но при этом хотят сохранить свою идентичность.
Второй аспект — фактические проблемы, которые возникнут в процессе реализации реформы образования.
Прежде чем осуществлять какие-то кардинальные действия, необходимо подумать о целях и возможностях их реализации. Как я понимаю, основная цель нынешней реформы образования — подтянуть уровень латышского языка.
Высока вероятность того, что реформа столкнется с нехваткой учителей. Те, кто сейчас преподают на русском, либо будут преподавать на плохом латышском, либо уволятся из школ. Сегодня в Латвии больше всего не хватает учителей математики и латышского языка. Но проблему подготовки преподавательских кадров реформа не решит.
Изначально перевод обучения в школах национальных меньшинств на латышский язык был абстрактным, у него не было конкретного плана. Сейчас решение принято, но плана действий по-прежнему нет. Правительство фактически решило пойти наобум. Нет никаких систем контроля и мониторинга. То, что больше всего меня удручает: не назначены ответственные.
Если через пять лет выяснится, что реформа не удалась: знание латышского не улучшится, а знания по всем другим предметам ухудшатся, — никто за это отвечать не будет.
— Вы говорили о кризисе идентичности. В чём он проявляется? Русское население начинает идентифицировать себя как латышей?
— Реформа образования 2004 года была неоднозначной, но она конструктивно обсуждалась. У людей, которые родились в Советском Союзе, были проблемы с освоением латышского языка. В этом отношении введение билингвального образования, если бы оно было более или менее продуманным, имело бы положительный результат.
Сейчас ситуация иная: большая часть выпускников хорошо знает латышский язык. Это можно назвать достижением реформы 2004 года.
Идеологи и люди, которые проводили реформу 2004 года, говорят о том, что она была слишком поспешной. Нынешняя же реформа делается максимально быстро, без обсуждения с родителями и общественными организациями.
Прошлой осенью родители и негосударственные организации попытались выразить свою позицию и инициировать диалог с правительством, чтобы выработать оптимальную стратегию действий. Но с ними никто не стал разговаривать.
— Чем латвийские власти объясняют поспешность в принятии и реализации школьной реформы?
— Согласно официальной версии правительства, освоение латышского языка повысит шансы учеников на поступление в вузы и упростит устройство на работу. Однако цифры говорят о том, что у русских школьников результаты на централизованных экзаменах выше, чем у учащихся латышских школ, или сопоставимы с ними.
— Результаты по латышскому языку?
— Нет, в среднем по всем предметам. В этом году в Латвии еще можно было сдавать выпускные экзамены по физике, химии и математике на русском или на латышском языке на выбор. Отличия в оценках были только по латышскому языку. У выпускников русских школ результаты были в среднем на 15% ниже.
Но это вполне объяснимо. С 2011 года русские и латышские школы изучают латышский язык по идентичным программам. То есть в русских школах латышский учат как родной язык. На мой взгляд, это влияет на результаты экзаменов.
— Если выпускники русских школ лучше сдают экзамены, значит, преподавание в их школах лучше. В чём причина?
— Одна из главных причин — учебная литература на русском языке. Выбор учебников гораздо шире.
— Министерство считает, что перевод обучения на латышский язык поможет выпускникам с устройством на работу. Есть ли у людей, для которых латышский — второй язык, сложности с трудоустройством?
— По моим оценкам, у 20% русской молодежи Латвии нет никаких проблем с обучением на другом языке. В случае реализации реформы они сохранят русскую идентичность и выучат латышский в совершенстве. 60% школьников будут понимать информацию хуже, но это серьезно не повлияет на качество изучения предметов. Но родителям придется дополнительно заниматься с детьми и вкладываться в образование, чтобы из-за языкового барьера не упал уровень знаний.
20% учеников, на мой взгляд, балансируют на грани — им придется достаточно трудно. Если у ребенка есть проблемы с учебой и латышским языком, то перевод всех предметов на латышский станет для него «контрольным выстрелом».
Будет ли такой ученик посещать школу? Как будет проходить его социализация и обучение? Я бы хотел увидеть план Министерства, как оно собирается контролировать эти риски.
Кроме того, сегодня русские школьники могут поступать в государственные гимназии. Там мощный преподавательский состав и обучение ведется только на латышском. Эти ученики понимают, что могут сохранить идентичность, либо для них идентичность не так важна. И это нормальный процесс.
— Можно ли сказать, что реформа является отражением реальной демографической ситуации? По последней советской переписи населения, половина Латвии была русскоязычной, сегодня — меньше трети. Можно сказать, что нынешняя реформа является реакцией государства на сокращение русскоязычного населения страны?
— Безусловно, многие жители Латвии, чьи связи с Россией были особенно крепкими, в 1990‑х уехали из страны.
— Но люди продолжают уезжать.
— Продолжают. Но вопрос структуры населения по языку лучше обсудить с компетентным демографом. На самом деле точно не ясно, сколько людей сегодня проживает в Латвии. Население страны считают электронным способом. Многие мои знакомые, которые давно уехали из Латвии, до сих пор декларируются здесь по каким-то своим соображениям. И формально их считают, хотя они уже несколько лет не появлялись в Латвии.
Но есть и другие тенденции. В советское время люди записывали себя русскими из политических соображений, а сегодня в Латвии люди записывают себя латышами, если есть такая возможность. Если в смешанной семье рождается ребенок, из двух национальностей родители выбирают титульную.
— Образовательные реформы могут привести к росту социальной напряженности в стране? Если да, то почему правительство идет на обострение?
— Инициатором этой реформы является министр [образования и науки Латвии Карлис Шадурскис], который представляет партию «Единство». У партии низкие, непроходные рейтинги. Естественно, ее представители надеются набрать политический вес за счет реформы образования.
— Каково отношение рядовых латышей к реформе? Население настроено негативно или, напротив, поддерживает решение правительства?
— Надо понимать, что в Латвии специфическая ситуация в информационном поле. Латыши и русские имеют искаженное представление о том, что думают представители других общин.
К примеру, что бы я ни рассказывал журналистам, что бы ни писал в заметках, в любом случае 90% информации будет трансформировано латышской прессой в посыл «русские не хотят изучать латышский язык». Никто не будет задаваться вопросом, что представитель другой общины имел в виду.
Еще одна большая проблема — русскоязычная часть населения совершенно не интересуется проблемой «оккупации Латвии» и не пытается ее понять. Хотя для латышей это очень больной вопрос. В 1949 году было депортировано примерно 2% населения Латвии — 40 тысяч человек. Русская часть латвийского общества сегодня не способна понять эту боль.
В данных условиях возможность для диалога внутри латвийского общества уменьшается. Никто не хочет друг друга слушать. Поэтому мы и наблюдаем новый виток взаимной обиды и неприязни.
