Владимир Линдерман, Александр Гапоненко, Татьяна Жданок — имена этих латвийцев известны многим. Но сейчас, кроме правозащитной деятельности, их объединяет еще один факт: все они фигуранты уголовных дел, которые явно политически мотивированы. В чём причина подобных преследований, почему они стали активнее именно сейчас и к каким последствиям это может привести, аналитическому порталу RuBaltic.Ru рассказал недавно выпущенный из латвийской тюрьмы общественный активист Владимир ЛИНДЕРМАН:
— Владимир Ильич, Ваше задержание, а потом и мера пресечения в виде нахождения под стражей породили множество слухов об их истинной причине. Скажите, так в чём же Вас на самом деле обвиняли?
— Мне предъявили претензии за мое выступление на «Вселатвийском родительском собрании» 31 марта 2018 года. Якобы своей речью я нарушил аж три статьи Уголовного закона Латвии. Статья 80 — «Деятельность, направленная против устоев государства», статья 78 — «Разжигание межнациональной розни» и статья 225 — «Организация массовых беспорядков». Конкретно из моего выступления были взяты цитаты, но они были вырваны из контекста, так что, на мой взгляд, анализировать их не имеет смысла. Кроме этого, во всей моей речи не было прямых высказываний, которые попадали под эти статьи, и следователь сам это понимал. Поэтому все вопросы, которые мне задавались, были не о том, что я говорил, а о том, что я подразумевал, сказав то-то и то-то.
В связи с этим я решил дать показания и объяснил, почему те или иные высказывания являются фигурой речи и что я имел в виду. Также в общий текст предъявляемых мне подозрений был включен и мой транспарант «Каждому русофобу — по крепкому гробу» (я его называю «рекламой хороших ритуальных услуг»). Я тоже растолковал, что это образное выражение, показывающее мое крайне негативное отношение к русофобии, которую я считаю такой же гнусной разновидностью расизма, как антисемитизм. То есть все подозрения построены только на моих высказываниях, из которых, по моему мнению, ни одно не является криминальным.
— В таком случае интересно, где же Полиция безопасности Латвии (ПБ) нашла состав преступления?
— Я думаю, что у них был какой-то конкретный замысел как в отношении меня, так и в отношении других активистов. Конечно, никакой инсайдерской информации у меня нет и это только мои предположения.
Мне кажется, что была поставлена задача в целом нанести удар по возрождающемуся движению в защиту русских школ. Напугать рядовой состав и лишить его лидеров. То есть со стороны спецслужб это был явный элемент давления.
Почему были избраны участники именно «Родительского собрания»? Возможно, из-за того, что все известные активисты находились в одном месте. Думаю, ПБ увидела, что вот один что-то такое сказал, потом другой, и у них появилась мысль слепить это всё в одно большое дело и устроить показательный процесс. Как говорил мой знакомый, давно уже находящийся на пенсии оперативник, создать «атмосферное уголовное дело».
Однако правосудие устроено совсем не так, и суды, судя по моему опыту, в политизированных делах требуют очень четкой аргументации и доказательств. Так просто, особенно если дело попало в фокус общественного внимания, выносить обвинительный приговор судья не будет. Так что, мне кажется, латвийские спецслужбы и те политики, которые, возможно, «заказали» этот процесс, серьезно влипли.
— Получается, что в Вашем деле серьезных доказательств не нашлось, раз в итоге Вы на свободе?
— Мера пресечения выбирается исходя из следующих принципов: может ли человек скрыться от правосудия; мешать ходу расследования, оставаясь на свободе; есть ли у него постоянное местожительство и так далее. В свою очередь, ПБ упорно старалась убедить суд в том, что я могу сбежать и препятствовать ходу расследования. Суд первой инстанции пошел на поводу у этих голословных утверждений, тогда как суд второй инстанции подошел к делу более объективно и решил, что до суда я могу находиться на свободе.
Вообще современная судебная практика во многих странах идет к тому, что держать человека в тюрьме до суда — это исключительная мера. Это можно делать лишь в том случае, если у следствия есть убедительная аргументация, что человек будет препятствовать правосудию, — например, давить на свидетелей. Доказать это можно, к примеру, предъявив факты, подтверждающие, что человек так делал и раньше.
В моем случае, когда только в XXI веке ПБ шесть раз возбуждала против меня уголовные дела, ни разу не было давления на свидетелей. То есть если я шесть раз этого не делал, то с чего вдруг на седьмой раз я должен этим заняться? Суд это учел.
Кроме этого, суд учел, что я не отрицаю того, что сказал на собрании. То есть каким образом я могу давить на свидетелей? Требовать с паяльником от них, чтобы они сказали, что меня там не было или что я ничего такого не говорил? Полиция безопасности никаких серьезных аргументов не предъявила, а просто оказывала давление на суд. Однако судьи этому давлению не поддались и приняли решение не держать меня в тюрьме до суда.
В то же время я хочу отметить, что дело в отношении меня не прекращено и я думаю, что ПБ сделает всё возможное, чтобы довести его до суда. Хотя, честно скажу, исходя из моих прежних дел, я совершенно не представляю, как там можно вынести обвинительный приговор. То есть суд тогда должен превратиться в КВН, и всё это нанесет очень серьезный удар по репутации Латвии, а также и по самим спецслужбам. Да и уже нанесло…
— В чём эти репутационные потери будут заключаться?
— Если дело рухнет на стадии прокуратуры, не говоря о том, что оно явно рухнет в суде, то это покажет, насколько некомпетентны наши спецслужбы. Кроме этого, здесь есть и более серьезный момент — нарушение свободы собраний и свободы слова. Ведь «Родительское собрание» было не какой-то тайной сходкой, а совершенно открытым и в некотором смысле даже официальным мероприятием. И то, что наше государство явно наехало на людей за их мнения, с точки зрения европейских норм выглядит перебором.
Семь участников одного собрания находятся под следствием — это говорит о прямой атаке на конституционные права. Как мне кажется, Евросоюз обязательно укажет на это латвийским властям. Или же, в противном случае, выходит, что будет запрещено высказывать любую оппозиционную точку зрения, которая не нравится правящему истеблишменту. Даже несмотря на то, что всё было сделано в рамках действующего закона.
И если мое дело будет идти дальше, я обязательно упомяну, что статья 80 применяется только в том случае, если человек действовал вне рамок Конституции Латвии. То есть, даже если кто-то выступил против священных основ государства, но его методы соответствуют Конституции, эта статья не работает. Мне кажется, что Полиция безопасности этот момент совершенно не уловила, что опять же говорит о некомпетентности ее работников, набранных не по профессиональным качествам, а по лояльности действующей власти.
— Вы говорите, что уголовное дело в отношении Вас и других активистов является элементом давления. Почему оно началось именно в последнее время? Раньше латвийские спецслужбы не действовали столь бесцеремонно.
— Давление было всегда, стратегия не менялась. И я хотел бы это особо отметить. Никаких радикальных изменений не произошло. Просто наша власть считает, что есть более благоприятный или менее благоприятный момент для реализации своих целей. На мой взгляд, сейчас, по их мнению, благоприятный момент в том смысле, что между Россией и Западом развернулась фактически «холодная война».
То есть, по мнению властей, можно выдать любую дискриминацию русских за то, что это подавляется «пятая колонна».
Взять, например, русские школы. Европа может высказать свое недоумение: мол, зачем же их закрывать? На что наши правящие говорят: русские школы — это же «рассадник путинистов». Когда Россия нападет, то их ученики будут встречать войска с российскими флагами. А русские общественные активисты — это уже сформировавшаяся «пятая колонна», которую нужно подавить любыми способами. То есть в условиях «холодной войны» имеется аргументация, против которой на Западе особо нечего возразить.
Также влияют и приближающиеся выборы. Сейчас все латышские политики кинулись конкурировать, кто из них самый крутой латыш. Они сами раскрутили эту тему и теперь должны удовлетворять запросы своих избирателей. И то, что премьер-министр Марис Кучинскис — человек в общем не самых радикальных взглядов — говорит, что за антигосударственные действия страна будет наказывать по всей строгости закона, явно указывая на меня и Гапоненко, лишь свидетельствует об этом.
— К чему может привести такая ситуация?
— Варианта лишь два. Либо движение в защиту русских школ будет сломлено, либо оно, наоборот, укрепится. Какой из сценариев реализуется, мне сейчас сказать сложно, но, по моим ощущениям, всё идет к тому, что движение окрепнет.
Мне кажется, что мнения людей склоняются в нашу сторону и цель, которую преследовали спецслужбы, не была достигнута. Акции росли, и демонстрация 1 мая была очень приличной. Да, тогда еще не было уголовных дел, но уже 9 мая, когда были задержаны и я, и Александр Гапоненко, людей вышло больше. То есть простые люди не испугались и пришли на «Бессмертный полк».Также, думаю, и мое освобождение добавит оптимизма. Вообще я сейчас хожу по городу и ко мне часто подходят простые люди, которых я совсем не знаю, выражают поддержку. Более того, на днях подошли двое латышей и тоже высказали одобрение моим действиям. Так что русскому движению дан определенный импульс, и если спецслужбы ставили задачу его сломить путем запугивания людей, то это у них явно не получилось. Я не исключаю, что поддержка у нас станет больше.
