Украинские политики продолжают раскалывать общество языковым, национальным и церковным вопросами. Сегодняшняя ситуация, когда радикальный национализм губит всё, даже минимально конструктивное, что есть в государстве, для Украины не нова. Похожие процессы развивались на территории страны чуть более ста лет назад, во времена гетмана Скоропадского. Однако так ли однозначны аналогии со временем Скоропадского, и какие исторические уроки можно извлечь из его деятельности?
В калейдоскопе политических лидеров эпохи Гражданской войны на территории Украины Павел Петрович Скоропадский занимает особое место. Он происходил из древнего малороссийского рода, одним из его предков был гетман Войска Запорожского Иван Скоропадский, избранный на эту должность после предательства Мазепы. Сам Павел Петрович вырос в очень богатой семье, закончил престижный Пажеский корпус, служил в элитном Кавалергардском полку, сделал хорошую военную и придворную карьеру. Начало революционных событий встретил в звании генерал-лейтенанта. Как вспоминал генерал Б. С. Стеллецкий: «По характеру П. П. Скоропадский был женственный, изнеженный и вообще добрый человек». Г. Н. Лейхтенбергский писал, что Скоропадский являлся «человеком чисто русской культуры, хотя и верил, искренне или нет, не знаю, в какую-то отдельную, украинскую культуру». Именно он оказался во главе Украины, оккупированной австро-германскими войсками и взбудораженной реформами Центральной рады.
Гетману удалось на какой-то момент стабилизировать ситуацию. Украинская держава воспринималась людьми на советской территории как своеобразный оазис старого мира. Ее консульства в Петрограде и Москве активно принимали заявления о переходе из гражданства РСФСР в гражданство Украины, для этого нужно было доказать свое украинское происхождение, а Скоропадский распорядился толковать его как можно широко. Так, царский генерал В. Фон Дрейер с семьей превратился из немца в украинца, спев песню на украинском языке. Получив разрешение, можно было переехать на государственном поезде с советской территории на Украину.
Любопытно, что из 108 служащих консульства в Москве на государственном языке говорили только 27, сам консул А. Кривцов не знал украинского языка.
Не понимали украинский язык и многие члены первого состава гетманского правительства, правительственные прения и журналы заседаний часто велись на русском языке, для формальности сверху листа писалось слово «переклад» (перевод). Мы не случайно сказали о наплыве беженцев из центральной России, многие из них искали место в учреждениях гетманской власти, немало приехало на Украину офицеров, разделявших идею единой и неделимой России. Генерал П. С. Махров вспоминал, что Скоропадский очень доброжелательно относился к русским офицерам, оказывал денежную помощь тем, кто служил на Юго-западном фронте. Для сравнения: донской атаман Краснов неохотно принимал офицеров неказачьего происхождения.
Среди коренных жителей украинского государства тоже были сторонники общерусского единства. Например, яркий депутат Государственной думы от Волынской губернии, урожденный киевлянин В. В. Шульгин, написавший известное обращение «Против насильственной украинизации Южной Руси». На другом общественном полюсе располагались радикальные украинские националисты. Немецкие оккупационные власти занимали не всегда ясную позицию, зачастую за спиной гетмана поддерживая радикалов. Главе нового государства приходилось лавировать между этими силами, пытаясь сохранить общественный баланс, это наложило отпечаток и на его украинизацию.
Мемуаристы отмечают, что в плане национальной политики власть гетмана отличалась от радикализма как Центральной рады, так и режима Петлюры. Скрытым врагом украинского движения гетман не был, достаточно прочитать его мемуары, в которых он критикует великорусских интеллигентов за непонимание ими «духа украинства». Но и радикальные носители этого «духа» не вызывали его симпатий: «У украинцев (здесь гетман имел в виду не национальную принадлежность, а политический национализм) ужасная черта — нетерпимость и желание добиться всего сразу. Например, с языком: они считают, что русский язык необходимо совершенно вытеснить». Гетман вспоминал, что ему пришлось «потратить много слов», чтобы образумить депутацию, которая пришла к нему с прошением об украинизации университета Св. Владимира в Киеве.
Он понимал, что радикализм развалит не только образование, но и государственное управление, ведь если на места русских чиновников посадить «безграмотных молодых людей» из украинских националистов, «выйдет хаос».
Скоропадский советовал не торопиться, создавать украинскую интеллигенцию, своих специалистов-управленцев, а националисты в ответ «сейчас же вставали на дыбы и говорили: «Это невозможно». Отмечал гетман и роль в радикализации украинского движения посылавшихся австрийцами галичан, среди которых «много узких фанатиков», для которых неважно, что «Украина без Великороссии задохнется». В случае реализации их идей, по прогнозу гетмана, ее промышленность не будет развиваться, она будет всецело в руках иностранцев и населять Украину станет прозябающее селянство. Свои идеи Скоропадский суммировал так: «Я хотел Украину, не враждебную Великороссии, а братскую, где все украинские стремления находили бы себе выход. Тогда фактически эта искусственно разжигаемая галичанами ненависть к России не имела бы почвы и в конце концов исчезла бы вовсе».
Нетерпимость гетмана к национальному шовинизму разделял и его министр просвещения Николай Прокофьевич Василенко (1866–1935 гг.), который, «как всякий честный человек, не мог отрицать значения русской культуры и выбросить из обихода Пушкина, Толстого, Достоевского». Профессор Зеньковский вспоминал, что главным принципом работы Василенко было чтобы украинская школа не развивалась бы за счет русской, и чтобы ни одна русская школа не была закрыта. Сам Василенко заявлял, что является противником закона об одном государственном языке и что русский и украинский языки должны пользоваться полным равноправием. Он не уехал в эмиграцию и работал впоследствии в Академии наук УССР.
Созвучные идеи высказывал и сподвижник гетмана, посол Украинской державы в Австро-Венгрии и философ Вячеслав Казимирович Липинский. «Если вы хотите, чтобы состоялось украинское государство, вы должны быть патриотами, а не шовинистами. Что это значит? Это значит, прежде всего, что ваш национализм должен опираться на любовь к своим землякам, а не ненависть к ним за то, что они не украинские националисты. Шовинист делает всë наоборот: он всегда во имя национализма объединится с чужеземцем против своего земляка».
Слова просто о нашей современности, когда, например, прихожане Украинской православной церкви становятся чужаками для своих земляков из-за посещения «неправильной» церкви.
Липинский считал, что украинский шовинизм всегда будет представлен людьми наподобие Дмитрия Донцова, которые «своей бессильной злобой всë творческое, жизнеспособное на Украине от Украины будут отгонять» и мечтать утопить в Днепре большинство своих же собственных земляков.
Разногласия гетмана с украинскими радикалами достигли точки разрыва после запрета им съезда Украинского национального союза и издания 1 (14) ноября 1918 года грамоты, в которой говорилось, что Украина должна выступить первой «в деле создания всероссийской федерации, конечной целью которой явится восстановление Великой России». При этом были проведены аресты радикальных сторонников независимости. Однако этим идеям не суждено было реализоваться. 14 декабря 1918 года Скоропадский подписал манифест об отречении от власти и уехал из Киева вместе с уходящими германскими войсками.
Но предостережения последнего гетмана об опасности радикализации украинского движения звучат сейчас как никогда актуально. К сожалению, именно этот сценарий осуществился в полной мере.
