Режим Майи Санду сегодня пытается использовать все способы для искоренения самого понятия «Молдова». Одним из главных инструментов осуществления этой цели, противоречащей интересам большинства жителей страны, становится вопрос о названии государственного языка. О том, насколько высока вероятность замены молдавского языка на румынский, в интервью RuBaltic.Ru рассказал писатель, филолог и докторант Санкт-Петербургского государственного университета Олег КРАСНОВ.
— Очевидно, что молдавский и румынский языки очень близки. Но можно ли сказать, что это один и тот же язык?
— Различия между языком и диалектом весьма условны. В итальянском, английском, немецком языках есть диалекты, носители которых не понимают друг друга. Например, на сицилийском, неаполитанском, венецианском языках существует собственная литература, но тем не менее их называют диалектами итальянского языка. По такой логике украинский язык — не более чем южнорусский диалект.
Между диалектами китайского языка — целая пропасть, это самостоятельные языки, и китайцы хорошо понимают это, однако называют все это языковое многообразие китайским языком из политических соображений.
Между молдавским и румынским говорами есть заметные различия в лексике и фонетике, но это один язык, и найдется лишь немного лингвистов, которые будут с этим спорить.
Другое дело как этот язык называть, но это уже чисто политическая проблема.
Сербы, хорваты, боснийцы, черногорцы говорят на одном языке, но называют свой язык по-разному. Есть такая невеселая шутка, что язык — это диалект с пушками.
— В историческом плане насколько процессы, влияющие на формирование языка, отличались друг от друга на разных берегах Прута?
— Румынский язык — по лингвистическому определению контактный, образовавшийся на стыке нескольких языковых ареалов. В румынском языке сохранились славянские слова, которые можно найти в средневековых русских рукописях, но в современном русском языке уже утрачены.
Контакты со славянами начались в VI веке, когда те только появились на Балканах. Позднее они стали активными в Средневековье, когда славянский язык был литургическим в Валахии и Молдове, и продолжаются по сей день.
Понимание этой особенности румынского языка появилось довольно давно. Здесь особенно интересно письмо Михая Еминеску к Титу Майореску от 15 октября 1877 года: «Ключ к пониманию румынской фонологии видится мне так же отчетливо. Наши фонетические законы являются древнеславянскими, которые, однако, необыкновенно, и даже удивительно близки к романским, настолько, что их слияние в румынском языке совершенно естественно. Читая “Колумну” я еще раз убедился, что г-н Хашдеу обладает практическим знанием древнеславянского, но относительно фонетики делает совсем простые ошибки. Мне это показалось забавным, ведь если бы он знал славянскую фонологию, ему было бы очень легко поставить на место этимологов и решить определенно проблему орфографии».
Насколько отличался язык Валахии от языка Молдовы в Средние века сказать сложно, ведь письменные источники появились только в XVI веке.
В XIX веке произошла «повторная латинизация» румынского языка, против которой возражали некоторые румынские литераторы.
Например, Алеку Руссо писал: «но вместе с тем это чтение навело меня на очень грустные размышления: через каких-нибудь сорок лет не будет больше румынского языка, у нас будет итальянизированый, офранцуженный язык и только … от слишком рьяного стремления очистить наш язык, обогатить и приблизить его к своим истокам, он изменился настолько, что простой народ его совсем не понимает, и, вероятно, никогда не поймет» («Совежа», 1846).
Язык молдаван Бессарабской губернии был в меньшей степени затронут латинизацией. На старом румынском/молдавском языке продолжали издаваться богословские книги, и, естественно, на левом берегу Прута сохранилось больше архаичной и славянской лексики, а также заметно отличается синтаксис.
— В чем все-таки состоят отличия молдавского и румынского языков?
— Язык левобережья Прута имеет свои особенности и в лексике, и в фонетике, и в синтаксисе, и в морфологии. Рассказывать об этом неспециалисту было бы долго и скучно. Эти различия очевидны для носителей языка, но не выходят за рамки говора. Язык все же один.
— Можно ли назвать те процессы в отношении государственного языка, которые происходят сегодня в Молдове, переформатированием менталитета и переписыванием истории?
— Безусловно, лингвистика здесь не волнует никого, речь идет о суверенитете Молдовы. Если говорить о школьном учебнике истории, то это малограмотная компиляция политических лозунгов. Потомкам будет смешно и стыдно читать эти учебники истории, хотя стыдно должно быть их авторам.
— В чем заключается «бэкграунд» и главная цель этих процессов?
— Мы видели, как легко и просто за какие-то десять лет удалось изменить сознание украинцев. Я думаю, у нас будут применяться ровно те же методы и те же схемы. Очень хочется надеяться, что Молдову минует и внутренний, и внешний конфликт.
— Достаточно ли будет изменить название языка на румынский, чтобы внушить молдаванам, что они — румыны?
— Нет, конечно. Молдаване четко осознают разницу менталитета между Молдовой и Румынией. Но одним только изменением названия языка дело не ограничится, последуют и другие действия.
— Насколько реально осуществление «унири» — присоединения территории Молдовык Румынии?
— Если не говорить о прямой военной интервенции Румынии, что возможно в контексте вооруженного конфликта на Украине, то присоединение через демократические механизмы нереально.
Референдум при сегодняшнем состоянии молдавского общества даст отрицательный результат.
И все хорошо это понимают, иначе такой референдум давно бы уже провели, а не применяли бы такие сомнительные методы, как манипуляции в Конституционном суде или изменение Конституции простым большинством голосов в парламенте.
Сегодня в Европе достаточно много небольших и даже карликовых государств, которые не стремятся присоединяться к большим странам. Сохранение суверенитета Молдовы — это вполне по-европейски.
— Будет ли сохранено для будущих поколений само понятие «молдавский язык»?
— Молдаване консервативны, вряд ли их мнение изменится в результате решения нескольких человек из Конституционного суда. Поживем — увидим.
