В июле 1943 года около села Теремное в Ровенской области произошло столкновение между УПА (запрещенная в РФ организация — прим. ред.) и советскими партизанами. Об этом боестолкновении вспоминает Игнат Кузовков (Киев. 12.06.1944):
«Мы стояли в районе, который мешал националистам продвигаться с запада на восток до старой советско-польской границы. Мы стояли в зоне их коммуникаций, и ни один их связной не мог пройти, чтобы не быть задержанным. Мы, кроме этого, старались все карательные мероприятия немцев, направленные против нас, отводить на их сторону. Крупные карательные экспедиции заканчивались, как правило, боями с националистами и почти не задевали нас…
Они терпели нас до июля 1943 года, а когда почувствовали в нас солидную силу, решили покончить с нашим отрядом в тех лесах.
Предварительно мы узнали о готовящейся на нас операции. Видя такую штуку, мы моментально переменили место лагеря, отошли на 1,5 км, но в район, очень удобный для обороны.
Мы знали, что их силы значительно превышают наши, у нас было 400 человек, силы националистов доходили до 10 тыс., и если они мобилизуют против нас все свои силы, они могут разбить отряд. Боя принять нельзя, а без боя уходить тоже нельзя, поскольку мы зарекомендовали себя как защитники народа.
25 июля рано утром наш патруль в селе Теремно обнаружил передвижение со стороны села Андрушовка большого обоза и пехоты, причем одетой в немецкие и мадьярские военные и гражданские формы, но с белыми повязками, как у полицейских.
Мы сделали предупредительные выстрелы, показать, что в лагере тревога. Моментально была занята круговая оборона в заранее подготовленных окопах и послана конная разведка для расследования этого дела.
Но события развивались очень быстро. Буквально через 20 минут целая орава националистов, непонятно что-то кричащих, напала на соседний лагерь польского мирного населения, которое скрывалось от националистического террора. Их лагерь находился вблизи нашего.
После нападения на польский лагерь националисты штурмом пошли на наши позиции. Мы находились в более выгодном положении — на высотке размером 200х300 м, кругом овраги и заболоченные речушки. Единственный сухопутный подход к нам был со стороны центральной дороги, но по весьма густому кустарнику, до 10 м иногда ничего не было видно.
Мы этот участок больше всего укрепили, одновременно заняли оборону тремя ротами. Но оказалось, что они шли не только со стороны села Теремно, но со всех сторон.
Началась атака. Атака с криками "ура" и со специфическим украинским командованием. Сначала пытались по-немецки командовать, но когда увидели, что мы их разоблачили, стали командовать "другий рий ливы", "крылом атакуй".
Первая их атака закончилась неудачно. Ураганным пулеметным огнем и автоматами мы эту атаку отбили, положили их, примерно 50 человек. Попытка их подойти с заболоченной стороны тоже не увенчалась успехом. Наш заслуженный пулеметчик Золотарев спустил на кладке сразу 15 человек.
Атаки повторялись через каждые 20 минут и очень интенсивные, с криками "ура". Дело доходило чуть ли не до рукопашных схваток. Невзирая на жертвы и удары, которые наносили наши бойцы из укрытых позиций, они бились и бились, желая закончить операцию.
Так прошел день.
К вечеру прибыли три батальонных миномета с их стороны. По-видимому, мин было неограниченное количество, поскольку был интенсивный огонь. Мины перелетали с одной стороны на другую, а потом они пристрелялись и стали бить на площадку. На основной площадке никого не было, был только обоз, а командный состав находился или в укрытии, или на передовой линии. В передовую линию они не попадали, а по центру били.
С наступлением темноты, вечером, когда кругом стало более или менее спокойно, была только перестрелка, но наши экономили боеприпасы, которых у нас было в ограниченном количестве, били по цели, "на ура" не стреляли.
Националисты, не сумевшие взять нас штурмом и понесшие большие потери, начали роптать на командный состав, их ропот был слышен нашим бойцам. Решили перейти к длительной блокаде.
Ночью начал раздаваться стук топоров и лопат перед нашей высоткой, стали образовываться дзоты, одновременно была посажена «кукушка» (сленговое название снайперов и автоматчиков — прим. ред.). Расчет был такой, чтобы с трех сторон непрерывными атаками навести панику в наши ряды, заставить нас отойти на сухопутные участки, более благоприятные для отхода, а по дороге, которая проходила за 300 м за кустарниками, были минометы и «кукушки». Если бы действительно мы последовали их замыслу, который они намечали, мы могли бы быть уничтожены или понесли бы колоссальные потери.
Но у нас были головы на плечах. В первую же ночь мы сделали прорыв из окружения. Обоз наш пострадал, всего у нас было до 50 подвод, но особенно ценных запасов у нас не было. Оружие было на руках. В повозках находилось частично продовольствие и одежонка, хорошие были кони. Когда мы решили в первую же ночь пробраться, встал вопрос об обозе, его решили оставить. Наметили план — прорваться в ту сторону, с которой мы лучше всего были ограждены, но мы рассчитывали так, что ночь темная, мы выйдем незаметно, они ничего нам не сделают.
Прорыв был настолько хорошо организован, что националисты только по последним людям сумели открыть огонь, была ранена только одна женщина в это время в нашем лагере. Раненых выносили на самодельных носилках. Построились в боевом порядке и вышли.
Для националистов был неясен наш маневр. Они считали, что только небольшой группе противника удалось пройти, а остальные, как они предполагали, в количестве 500 человек, находятся в лагере. И они начали обстрел лагеря. Они стреляли с двух или даже с трех сторон. Когда они стреляли с одной стороны, их группам с другой стороны казалось, что стреляем мы, этим они были введены в заблуждение.
Мы вышли в ночь с 26 на 27 июля и пошли на советскую сторону и слышали, что бой продолжается, ожесточенный бой, с минометами, станковыми пулеметами, ракеты вылетали. У нас даже подозрение возникло, что подошли немцы и бьются с националистами. Целые сутки продолжался этот бой, до рассвета 28 июля.
Оказывается, они нашего ухода не обнаружили. В лагере мы оставили обоз, оставили лошадей, лошади, бродя в кустах, производили шорох, им казалось, что мы в лагере. Два раза они обстреливали лагерь, но в 12 часов дня, не слыша ответных выстрелов, командование решило, что большевики должны быть все перебиты.
Перед уходом мы наши повозки со всем имуществом заминировали, а там были носильные вещи. Один из них подскочил к повозке, видимо большой мародер, схватил вещи, а там два 150-мм снаряда взорвались, 30 человек выбыло из строя, и это отбило у других охоту обыскивать повозки. В течение месяца они разминировали эти повозки.
Результаты боя были для нас неожиданными. Количество раненых и убитых националистов превышало 800 человек, за эти трое суток только убитыми они потеряли 250 человек. Наши потери были: 6 убитых, 6 чел. раненых, все они выздоровели, ни один не умер. Это, конечно, не помешало националистам после создавать версию, что наш отряд разбит. Но как показать это населению? Они стали возить трупы своих убитых, делая вид, что свозят их на свалку.
Источник: оригинальная статья
